Четвертая Беты - стр. 33
– Сейчас.
– А где мы его найдем?
– Где-нибудь, – неопределенно ответил Маран.
– Ты знаешь, где он живет?
– Я знаю, где он бывает днем, где ночью, где вечером, где он спит, где он ест…
– И о многих ты это знаешь? – поинтересовался Дан саркастически.
Маран взглянул на него удивленно.
– Ты разве не в курсе? Я, Поэт и Дор с одной улицы. Мы вместе играли в мяч на пустыре, лазили по крышам и чердакам, дрались, когда нас задевали, и учились читать и писать. Когда мы с Поэтом кропали свои детские стишки, Дор ходил с нами к Мастеру и, сидя где-нибудь в уголочке, слушал. Сам он, правда в литературу соваться не стал, занялся кузнечным делом – это, брат, искусство, это не просто молот и наковальня… Ладно, вставай, надо идти. А почему ты шарахаешься от Нилы? Я не ревнив. Если она тебе нравится…
– Не нравится, – коротко ответил Дан. – То есть нравится, но не так.
Маран бросил на него острый взгляд.
– Не отчаивайся. Вернется твоя Ника, никуда не денется.
– Поэт… – начал Дан, но его голос дрогнул, и он умолк.
– А что Поэт?
– Он ее не отпустит.
– Ну во-первых, я не уверен, что Поэт…
– А я уверен! – прервал его Дан запальчиво.
Маран хмыкнул.
– Если даже и так, это скоро кончится. Женщины для Поэта только повод для песен. Он не воспринимает их слишком всерьез. А если и воспринимает, то ненадолго.
– А Сита?
– Сита? – Маран удивился. – Ты знаешь о Сите?
– Очень мало.
– Сита другое. Она была дочерью Мастера, и какая-то искорка отцовского огня залетела и в ее душу. У нее была неизлечимая наследственная болезнь – как у ее матери, та умерла, родив Ситу, в девятнадцать лет. А Сите тогда только что исполнилось семнадцать. Мне и Поэту – восемнадцать. В восемнадцать лет все бывает всерьез и навсегда… Ну что, пойдем?
Когда они вдвоем вышли за ворота Крепости, Дан внутренне удивился, он ожидал, что во дворе к ним присоединятся два-три охранника или хотя бы подадут машину.
– А ты не боишься? – с любопытством спросил он.
– Чего?
– Того, что тебя где-нибудь пристрелят.
– Кто?
– Кто-нибудь. Брат или сестра, дочь или сын, муж или жена, возлюбленный или возлюбленная одного из тех, кто медленно умирает на каторге. Или быстро – в подвалах Крепости.
Маран пожал плечами.
– Смелый ты. Я бы на твоем месте боялся.
– От судьбы не уйдешь, Дан.
– От судьбы не уйдешь, но от пули можно.
– Если пуля не судьба.
– Я не знал, что ты фаталист.
– Разве не быть фаталистом значит быть трусом? Не отставай!
Маран свернул в кривой переулок, проваливавшийся в овраг, потом взбиравшийся на холм. Дома в переулке были одноэтажные, все какие-то скособоченные, скукоженные, неприглядные. За полуразобранными заборами пустые, заваленные рухлядью, обломками, загроможденные развалинами обрушившихся хозяйственных построек унылые дворы. И как всегда и везде, ни одной живой души – ни взрослых, ни даже ребятишек. Неужели детей здесь держат взаперти? Или район просто заброшен? Наверно, разве тут можно жить?.. Или все-таки можно?..