Честность свободна от страха - стр. 12
– Не хочешь говорить об этом?
– Не очень, герр инспектор, – признался Шпатц. – Но если это важно, я готов рассказать историю моей семьи.
– Вот как мы поступим, герр Грессель, – инспектор на несколько мгновений отвлекся от пустынной дороги и серьезно посмотрел на Шпатца. – Одним из вечеров мы возьмем бутылочку шнапса из моих запасов, и вы мне расскажете все.
«Договорились», – подумал Шпатц и стал бездумно смотреть на дорогу. Полотно из почти идеально подогнанных булыжников пролегало между невысоких холмов, кое-где украшенных небольшими группками невысоких деревьев. «Надо же, у нас даже некоторые центральные улицы после дождя становятся похожи на сточные канавы, а здесь до ближайшего города еще ехать и ехать, а дорога – камешек к камешку», – Шпатц вдруг почувствовал, что наконец-то расслабился. Инспектор молча вел мобиль, за окном машины – пасторальная идиллия, размеченная кое-где желто-черными столбиками. Редкие пушинки облаков в густой лазури неба. Темное золото солнечного диска у самого горизонта. Пестрые булыжники идеальной шварцландской дороги. С одной стороны, вроде бы окружающий мир остался прежним – в Сеймсвилле те же холмы, те же деревья, те же редкие гранитные валуны, утопающие в высокой траве. С другой – что-то неуловимо изменилось. Словно пограничное бюро – это не конструкция, возведенная людьми, просто в том месте, где им захотелось, а нечто большее. Граница другого мира. Чужого. Незнакомого. Подозрительно похожего на тот, который Шпатц только что покинул, но иного.
– Когда я впервые приехал в Чандар в составе посольства, – вдруг снова заговорил инспектор. – Я долго не мог понять, что вокруг не так. Вроде те же деревья, запахи, люди. Но всей кожей чувствуешь, что ты на чужбине.
– Я очень громко думаю, герр инспектор? – Шпатц повернул голову и посмотрел на краснощекий профиль Боденгаузена.
– У тебя лицо такое же растерянное, как у меня тогда, – инспектор усмехнулся. – То хмуришь лоб, то оглядываешься беспомощно. Ты ни разу не выезжал из Сеймсвилля, судя по твоей анкете. Так что я точно знаю, что ты чувствуешь.
– И это значит что-то особенное?
– Не думаю, – Боденгаузен пожал плечами. – Впрочем, профессор философии из Стадшуле со мной бы не согласился. Среди интеллигенции принято считать, что государственные границы – это объективная необходимость, и люди – только пешки глобального процесса. Или, говоря другими словами, мир разделен на безусловные части и меняется в угоду высшему смыслу.
– Не уверен, что правильно понял, – Шпатц наморщил лоб. – Граница объективна, то есть возникает сама по себе. И люди в любом случае ее возведут, потому что по-другому не может быть? А война?