Честь таланта. О литературе и России - стр. 13
В пору своей учёбы на историческом факультете, вернувшись из Воронежа на каникулы домой, я купила в книжном магазине том избранных сочинений Некрасова. Строго говоря, он был мне не нужен: литературу уже «прошли», а стеснённость в средствах заставляла беречь каждый рубль. Но все разумные расчёты отступили в сторону, когда я открыла книгу:
Может быть, бо́льшая часть читателей – это несостоявшиеся писатели?!.. «Рифмованные звуки» в то время уже робко нарушали обычный труд, а сердце моё, да, было слишком мягким, чтобы решительно откликнуться на зов слова… Я любила стихи Некрасова – так, как любят свежеиспечённый домашний хлеб, и потому мне была нужна эта книга.
Плотный, цвета тёмной морской волны том за годы своей жизни совершил «кругосветное путешествие» – из провинциального Калача в Воронеж, оттуда, вместе с остальной библиотекой, в Москву, далее с одной квартиры на другую (позже, когда я готовилась к экзаменам в Литинститут, у меня был «свой Некрасов», «свой Лермонтов», «свой Гоголь»), и вот теперь я привезла книгу домой, где пишу этот очерк, работая днём на огороде, а вечером погружаясь в знакомые строки:
Мужественность поэзии Некрасова – поразительна. За простотой формы, некоторой прозаичностью изложения – «Нет в тебе поэзии свободной, / Мой суровый, неуклюжий стих!» – сколько честности, умения смотреть невзгодам в лицо, сколько спокойного достоинства, горечи и сожаления о том, что жизнь могла быть красивее и счастливее, и что это состояние обязательно перелилось бы в слово. Некрасов – предвестник разночинцев 60-х годов ХIХ века, людей, подобных тургеневскому Базарову, которые «сами себя сделали». Но – без ригоризма и самоуверенности, без «заигрываний с народом» и презрения к правящему классу. Потому что Некрасов – поэт, а поэт – это любовь к прекрасному, идеальному и недостижимому:
Отправившись в Петербург в 16 лет с тетрадкой юношеских стихов, отказавшись от карьеры военного и лишив себя этим отцовской поддержки, Некрасов оказался на грани нищеты. «Три года я чувствовал себя постоянно голодным», – вспоминал он впоследствии. Это 1838-й, 1839-й, 1840-й… В ресторане на Морской улице, под видом чтения газет, он украдкой ел хлеб, выставляемый на стол хозяевами заведения.