Чеснок. Роман-прозрение - стр. 37
В апреле Дашу позвали на тридцатилетие девятки, школы, которую она заканчивала. Приезжали многие одноклассники, которых судьба раскидала по всему Союзу. Но в субботу, за день до праздника, на тридцать шестой неделе, неожиданно начались схватки, и Андрей, не дожидаясь скорой, разбудив среди ночи соседа, отвез жену в родильное отделение.
– Это ты пешком переходила, растрясла, – говорил Андрей, поглаживая на заднем сидении Витькиного жигуленка руку жены.
По улице Горького, где была Дарьина школа, перестали ходить автобусы, да и вообще всякий транспорт. Городские власти, наверное, насмотревшись на Арбат в Москве, ни с того, ни с сего, решили сделать центральную улицу пешеходной.
– Андрюшенька, не ругайся. Все нормально, – Даша была бледна и испугана.
Варька родилась почти через сутки, вечером. Дежурный врач и акушерка приняли роды, укутали ребенка в одеяло и принесли в палату.
– Мамочка, ребенок с вами будет. Давайте грудь. Меняйте подгузник, – сказала медсестра и ушла домой. Варя осталась в палате одна с ребенком. Других рожениц на отделении не было. В тот год здесь почти не рожали. Свет отключили в половине десятого. Горячая вода пропала ещё раньше. В котельной случилась авария. Дарья потом рассказывала Андрею, как в отчаянье и полной темноте мыла Варьке попку под струйкой холодной воды. Но всё обошлось.
Андрей в это время сидел в гараже у Витьки и пил водку, настоенную на золотом корне.
– Ты можешь быть трезвенником, можешь быть хоть председателем общества «Трезвость», но если у тебя родился ребенок, будь добр кирнуть. Иначе это все не по-людски, – сказал Витька, снял с вешалки кожаную кепку Андрея, полушубок и подтолкнул приятеля к выходу, – Пошли ко мне в гараж. Там самое место.
В гараже у Витьки действительно было уютно. Топилась печь, на печи в сковороде шкварчала картошка на сале, от автомобильного аккумулятора играл магнитофон «Электроника».
«Et si tu n’existais pas», – пел Джо Дассен, – «Dis-moi pourquoi j’existerais? Pour trainer dans un monde sans toi, Sans espoir et sans regrets?» – в который раз спрашивал шансонье.
Витька достал из стенного шкафчика две хрустальные рюмки и поставил на стол. Потом из того же шкафа выудил стальной геологический термос, а из него палку твердокопченой колбасы.
– Это от крыс, так не доберутся, – предвосхитил он вопрос Андрея, – Кстати, колбасу твой Дейнега, из Сыктывкара привез.
Витька, открыл багажник, покопался в нем и выудил банку консервированной морской капусты и буханку серого интинского хлеба.
– Вот, сейчас нормально посидим, по-человечески. Человек родился, надо его встретить, как человека. А то заперся там у себя в дому, сидишь как сыч. А надо не сидеть, надо радоваться, надо праздновать, надо пить за ручки, за ножки надо пить, за глазки, за носик. Ножки-ножки. Побегут эти ножки по нашим дорожкам. По Инте побегут. По северу побегут. Давай. Давай!