Чертовщина - стр. 29
– А что ты предлагаешь, Макар? – спросил Кирилл, стараясь уйти от темы и прекратить разгорающуюся перепалку, которая могла плохо закончиться.
– Я уже говорил: я предлагаю провести остаток этого дня в одном очень интересном занятии, так сказать, эксперименте… который, кстати, сможет выдержать не каждый.
– В смысле, не каждый? – обеспокоенно спросила Наталья. «Интересный эксперимент» нравился ей всё меньше и меньше, а она ещё не знает его сути.
– Это занятие потребует сильных нервов и крепкой выдержки. Я просто уверен, на все сто процентов, что кто-то из вас обязательно сдаст и убежит отсюда, сверкая пятками ярче солнца.
– Вот будет уморительно, если этим «кто-то» окажешься именно ты, – сказала Анна. – Тогда я от души посмеюсь.
– То есть так же, как и парни, когда видят твою внешность?
Ухмылка в мгновение ока слетела с лица Анны. Она ещё сильнее поджала губы, сжала кулаки и уже двинулась на него, но Наталья преградила ей путь. Она положила руки на плечи младшей сестры, повернулась к Макару и сказала:
– Если есть что-то дельное, то выкладывай сейчас.
Макар как-то хищно улыбнулся.
– Не сейчас. Если я расскажу это прямо сейчас, это может заставить вас отказаться. А мне бы этого не хотелось. Так что для начала я хочу найти какое-нибудь особенное место. – Он устремил взор вдоль заброшенных изб и произнёс: – И, кажется, я знаю, что это за идеально подходящее место. – Повернулся к группе. – Если кто хочет найти незабываемых приключений на свою задницу и закончить этот унылый день хоть с какими-то эмоциями, то прошу следовать за мной. А кто ещё гадит в штанишки и кого ещё не отучили сосать мамкино молоко, – добавил он, в упор смотря на самого младшего члена группы, – тот может смело идти обратно в машину и дожидаться остальных.
Он на пятках развернулся и зашагал вдоль заброшенных изб. Он не чувствовал взгляд – как его вообще можно почувствовать? – этой наглой малолетки, но знал, что она не отрывает его от спины Макара. И был прав – Анна не издала ни звука, но легко могла закричать и кинуться на возгордившегося придурка. Если бы не её сестра и Фадеев, который так нагло клеился к ней, проговаривая на ухо: «Успокойся, малышка, я же не смеялся, когда увидел тебя», она могла броситься на него и расцарапать его циничную морду. Но вместо этого малость успокоилась и резкими движениями поправила косуху.
И почему она не закричала? В ей возникло какое-то гнетущее чувство, что в этом месте нельзя нарушать тишину, что сохранялась множество десятилетий. Громкость их голосов уже заставляла внутренне содрогаться. И не только Грошикова – каждый член их маленькой группы чувствовал это, в том числе и Васильев.