Чёртов узел - стр. 53

Алик придвинул табуретку, сел. Остро пахло теплой золой. Хмель проходил, в ушах все еще звенело. Лишь мгновение при свете костра он видел Татьяну с обрезом, но уже по тому, как она его держала, как поднимала, прицеливаясь, бросался в глаза навык к оружию. «Неужели Куколка?»

Алик встал, поднялся в свою комнату. Здесь было тепло и уютно. Под абажурчиком из блестящей жести горела маленькая лампочка. Во фляге булькало, меньше половины. Алик поискал глазами посуду, открыл шкаф. Надписи на планке не было, но приметен след от скобления.

В дверь постучали. Он сунул флягу под подушку, открыл и, разочарованно вздохнув, пропустил Татьяну.

– Анку ждал! – то ли спросила, то ли заявила она, и в глазах ее полыхнул высокомерный холодок. – Анка – натура тонко чувствующая, глубоко переживающая, это только я могу все терпеть. И вообще, – ухмыльнулась подкрашенными губами, – не придет твоя Анка, у нее… мигрень… У тебя что-нибудь осталось?

Алик вытащил из-под подушки флягу, тряхнул ей возле уха.

– Стакан бы?!

Татьяна вышла и вскоре вернулась с кувшином напитка, с пухлой лепешкой и двумя чайными чашками.

Алик, посмеиваясь, разлил по ним остатки самогона.

– А ведь могла замочить гуся, как пить дать!

Татьяна плутовато улыбнулась, веселое настроение возвращалось к ней:

– Пугнула бы, и все дела. А ты уже подумал, что я зоолого-патологический убийца. – Она помолчала, держа чашку в руке, кокетливо вздохнула:

– Все вы, мужики, сволочи! Если бы не Файка да не Витька, он бы у меня на коленях просил прощения.

– Будто вы, бабы, не сволочи? – чокнул чашкой о чашку Алик.

– За сволочей, которые хотя бы не прикидываются альтруистами!

Алик выпил, крякнул, отщипнул кусочек лепешки.

– Я не все заумные слова знаю, институтов не кончал?

– Это вроде Сереги. – Таня тряхнула милой головкой. – На словах – сама любовь, на деле – сам видел… Неудачники любят поучать и воспитывать.

– Веселая у вас компашка. Сначала казались такими правильными, как богомольцы, а потом – как все. Меня не удивишь. Жизнь потерла. Сызмальства коллективизма хлебнул. В летнем саду, бывало, кино гонят – надо успеть место на дереве занять, значит, остаешься без ужина. Ночью придешь, есть хочется, полезешь в хлеборезку, а там воспитатель. И по морде тебя твоим куском: у кого воруешь, у себя воруешь, тебя народ кормит-поит, а ты? Потом нагребет нашей же жратвы полную сетку, тебя подзовет: «Отнеси ко мне домой!» – И твою же конфетку тебе за работу.

Мы тоже, как и вы, жили дружно, одной семьей, – криво усмехнулся. – В седьмом классе я подрался с дружком, тот разорался: «Да ты нерусский, я видел твои документы». Я ему не поверил, а потом узнал – и вправду не Константинович, а Кошибаевич. Паспорт получал, думал-думал: ну, кто я! Поставил в графе прочерк, мне написали – «русский».