Чёртов угол - стр. 29
Никита пожал плечами. Ни иконы, ни крестов в доме он не видел, и в ближайшие церкви – в Смоляниново и в совхозе «Путь коммунара» – Горгыч не захаживал.
– Ну, разберётесь! – Фельдшер хотел ещё что-то сказать, но просто выбросил окурок и полез в машину. – А сирень постриги.
Скорая увезла Виктора Георгиевича по сырой лесной дороге. Сотни раз он шёл по ней – зимой и летом, после дождя и в самый жар, на велосипеде, пешком или на тракторе. Сколько раз они вместе шли по ней. А теперь вот один уехал.
Никита посидел на скамейке. Покидал сушки в кучу крапивы у забора. Потом тётя Алина, мама Вадика, пришла и позвала его к ним домой. Никита согласился. Они поужинали, помотались по двору, покормили кур, обсудили дуру Смирнову, посмотрели телевизор. Дядя Лёша, папа Вадика, шумел, болтал и подбадривал. Под ногами моталась пухлая пушистая кошка Колбаса, вопила младшая сестра Вадика Олеся – она ругалась с Ваней, их самым младшим, нахальным трёхлеткой, который уже успешно раскидал лего и претендовал на Олесиных кукол. Во всём этом бардаке было столько жизни, что Никита забыл о том, что дед умер.
Накатило только вечером, когда они легли спать. Тётя Алина положила их на большом крытом крыльце, на раскладушках, и выдала по одеялу. Вадик ворочался, говорил о всякой ерунде, не решаясь сказать о том, что встало между ними тенью. Да и спроси он, что бы ответил Никита? Давай, держись? Даю, держусь.
Они будто бродили вокруг огромного невидимого провала, от которого тянуло холодом, и никак не могли перебросить через него мостик из слов.
– Жалко, что твой дедушка умер, – сказал наконец Вадик.
– Да, – ответил Никита. – Жалко.
– И что теперь будет? Как ты теперь один?
Никита молчал. Вадик поворочался ещё немного и заснул.
Сумерки наползали, становилось прохладно. Над холмом выплыла луна, как торжественный серебристый корабль.
Никита полежал ещё немного, потом встал и надел сандалии.
Тихо открыл дверь, вышел во двор. Осторожно, чтобы не греметь, отпер и закрыл калитку и пошёл по утоптанной тропинке, белой в призрачном ночном свете. Трава, раздробленная на полосы белого и чёрного, казалась отлитой из чернёного серебра. Шумел, то надуваясь, то сдуваясь, хор ночных кузнечиков и прочих тварей, купающихся в остывающем жаре, который поднимался от земли и клубился в травах. За околицей над головой пролетела сова. Никита снял сандалии и пошёл по тёплой земле и жёсткой траве босиком. Когда он шагал по оврагу, над ним замелькали летучие мыши. Наконец он поднялся на холм. Дом, припавший к его вершине, казался старым зверем, спящим во всякое время суток.