Чертоги памяти - стр. 5
За эти дни они немного болтали о кун-фу или там цирковых умениях, но в ответ на любую попытку Дэнни выведать что-нибудь о детстве своей новой подруги и о том, как она потеряла родителей, девочка либо неловко отшучивалась, либо уходила в долгое тяжелое молчание.
Он все же попытался еще один, последний раз, заглядывая в глаза Син-Син:
– Мне так жаль – про Чарли. Не могу отделаться от мысли, что это отчасти и моя вина. У тебя больше никаких родных не осталось?
– Не-а. Все померли, – ответила она притворно бодрым тоном – но Дэнни видел, как горло у нее сжалось от наплыва чувств. – Таких, как Чарли, прошлое всегда догоняет, рано или поздно.
– Тогда расскажи про свою маму.
– И. Не. Подумаю, – отозвалась Син-Син, подчеркивая ответ резким взмахом руки, отрезающим возможность дальнейших расспросов.
Полегче, полегче, осадил себя Дэнни. Не хотелось бы спугнуть первого настоящего друга, которым я обзавелся за много лет. Глядя в темные настороженные глаза девочки и на искорки решимости в них, он старался не думать, как же будет скучать по ней, вернувшись в Англию. В голове у него промелькнула шальная фантазия: как они с Син-Син живут в одном и том же городе, ходят в одну и ту же школу… До чего же тяжело будет прощаться!
Должно быть, девочка испытывала ровно то же самое, вот и решила все упростить. На следующий день он нашел подсунутый под дверь своего номера конверт, адресованный «Мистеру Дэнни Ву».
Внутри оказалась открытка: фотография гонконгского трамвая, а на обороте подпись неровным почерком:
Не люблю прощаний, так что и не прощаюсь. Мы еще встретимся. Но пока мне надо уехать – уладить кое-какие дела на континенте.
Син-Син
Ни номера телефона, ни адреса, ни электронной почты.
Сперва Замора, теперь Син-Син. Дэнни со все нарастающим раздражением перечитал открытку. Ну вот что ей стоило сказать чуть больше? Похоже, все самые главные люди в его жизни всегда спешат поскорее умчаться прочь. Стараются утаить от него что-нибудь – ради его же собственного блага…
А может, ей просто нет до меня никакого дела? Мальчика все сильнее одолевало уныние.
Крепко зажав в руке открытку, он дохромал до окна и остановился, глядя, как корабли выписывают по воде загадочные послания.
Сколько же всего произошло здесь – с того момента, как он очнулся под дождем близ «Золотой летучей мыши», до того, как наконец прорвал головой поверхность воды и вынырнул, отчаянно глотая воздух. Что-то переменилось, думал он. Не хочу, не могу отказываться от этого нового чувства: что я живу полной жизнью. Ни за что не позволю горю и потрясению взять надо мной верх, повергнуть в полное оцепенение – как во время прозябания в школе «Болстоун». Я хочу вернуть давние чудесные дни – когда просыпаешься на заре весенним утром, а воздух звенит от птичьих трелей или от деловитого гудения какого-нибудь нового города и ты думаешь: в этом мире нет ничего невозможного!