Черный принц - стр. 79
Вейгела махнула рукой, и советники поднялись. Она указала на дверь. Все вышли, оставив в тронном зале лишь ее, Катсароса и Линоса, державшегося позади трона.
– Император Эмир хочет жениться на вашей тетушке, герцогине Песчаных дюн, принцессе Глории.
Вейгела прикрыла глаза. Уже давно неферу не брали себе в спутники людей с западных берегов Валмира и на то были основания, казавшиеся им довольно серьезными. Во-первых, все они были воинственны, жестоки и хитры – три качества, которые вместе с порохом закладывают в бочку политики. Во-вторых, они были совершенно различны по менталитету: красота, чистота и гармония, в достижении которых аксенсоремцы видели высочайшее предназначение человека, резко отличалась от жадности и продажной алчности, пропитавших все помыслы валмирцев. В-третьи, неферу не любили Рой, занимавший большую часть западных берегов, за его агрессивную политику и дипломатические махинации. Аксенсоремцы были предельно честны и просты в своих межгосударственных договоренностях, тогда как Рой всегда мудрил, используя двузначные устаревшие фразы, не имевшие в словарях ни точности, ни конкретики. Теперь же, после войны, нелюбовь превратилась в ненависть, и вступить в брак с кем-то из них было все равно что оскорбить память жертв войны, своих собственных родителей, всего своего рода!
– Они хотят примирить наши народы таким способом? – Вейгела брезгливо поморщилась. – Неужели они не понимают, что это невозможно? Кровь на клинках еще не остыла, а они хотят, чтобы наши женщины носили их детей! Что за наглость! Аксенсорем не пойдет на такое! Никогда!
Катсарос качнул головой.
– Ваше высочество, я разделяю ваше негодование, но на кону стоит не одна лишь честь королевской семьи. Мы должны выжить, понимаете? – он смотрел на нее проникновенно, почти умоляя. – Выжить такими, какие мы есть, не обращаясь в животных и не устраивая кровопролития сверх меры. Мы дети мира.
– Вы обращались к тетушке до того, как прибыть сюда?
– Мы прибыли лишь затем, чтобы сказать, что она отправляется с нами.
Вейгела кивнула. Она с неясной тоской, предчувствующей предательство, когда оно уже совершено, но еще нераскрыто, выделила для себя две вещи: первое – если бы сегодня эту новость услышала ее мать, она бы уже не оклемалась, второе – Совет на это и рассчитывал. Когда эти две истины обрели форму и плоть, налившись всеми подробностями той жизни, которую принцесса вела последний год, Вейгела почувствовала себя очень больной, и от того ее ненависть, не имевшая ни выхода, ни направленности, вдруг обрела цель.