Черный принц - стр. 73
Вейгелу ломало. Ее выворачивал зуд, раздражал запах лекарств, поселившийся в ее комнате, но больше всего ее выводило непонимание. Почему она должна была страдать так сильно в одиночестве? Если бы можно было собрать несчастья Гелиона и разделить между всеми неферу и валмирцами, то несчастья превратились бы в досадные недоразумения и никто не был бы обижен. Но ни счастье, ни горесть человеческая от человека неотделима, и не справедливостью руководствуется судьба, размечая дороги.
Многим жертвам алладийской чумы, когда они достигали акме, тело предлагало утешительное забвение. Дети погружались в беспамятство, и, укачанные среди неясных сюрреалистичных миражей собственного сознания, путавшего для них воспоминания о жизни и о мечтах, хранившихся отдельно от мира и часто вопреки ему, они чаще всего уходили во сне. Со страхом и опасливой надеждой – верой в то, что забытье избавит ее от чувств, ставших слишком тяжелой ношей теперь, когда к ее внутренним переживаниям прибавилось физическое недомогание, разъедавшее кожу до самой кости, – Вейгела ждала и для себя такой участи, видя в ней высшую форму милосердия. Она малодушно признавала свое поражение перед роком судьбы, через силу смиряясь с тем, что ожидание бессмысленно и торжественного воссоединения не случится, и желала, чтобы все скорее прекратилось.
Вейгела вспоминала слова Лусцио о ее здоровье и чувствовала себя обманутой и преданной. Она стала заложницей своего тела: температура не поднималась, но большая часть ее кожи оказалась под бинтами, пропитанными лекарствами, обладавшими свойством на недолгое время смягчать зуд, вгрызавшийся в кости. От непрекращающегося страдания она становилась зла, и как гнилая вода не может наполнять питьевой родник, так и силы, которые придавала эта злость, не могли питать ее добродетели. У Вейгелы было достаточно сил, чтобы спорить и ругаться, но меньше необходимого, чтобы прощать и смиряться.
– Что ж, – вздохнул Линос. – Так или иначе, вам придется с ним говорить. Королева нездорова.
– У нее снова припадки? – холодно спросила принцесса. Она уже перешла ту черту, когда могла жалеть кого-то, кроме себя, и ее раздражало то, как здоровая женщина губит себя из-за бесполезного страдания. Ее неспособность выполнять свои обязанности, связанная не с физическим недугом, а только с припадками, до которых она настойчиво доводила себя, ложилась на плечи Вейгелы, мысленно подводившей итог своей жизни и готовившейся к лихорадке, которая должна была окончательно уложить ее в постель, а следом забить последний гвоздь в крышку ее гроба.