Черный парус беды - стр. 54
Шелестова осталась в своей мокрой бирюзовой «пуме», совсем о здоровье не думает.
Мы пошли по берегу. Чтобы не быть обгаженными чайками-сагарраса, с запасом обогнули их птичий базар. А вот и откос, по которому я скатился на «пятой точке», невольно явив миру останки немецкого матроса.
– Там она, мумия, – сказал я Федору.
Полуяров любопытства не проявил – слегка повернул голову и тут же вновь уставился себе под ноги.
– Ты чего, Федь?
– Проклятие, – проговорил тихо Полуяров.
– Что?
– Проклятие!
Не был я уверен, что с Козловым все в порядке. Потому и сдержался. А так хотелось ругнуться! Потому что это все Петя. Сначала пугал нас сольным исполнением песни про белый парус и черный парус, потом принялся проклятием стращать. Якобы, настигнет оно каждого, кто возжелает пиратских сокровищ.
Впервые о проклятии Петя упомянул на следующий день после того, как «Золушка» взяла курс на острова Спасения. Все-таки Козлов был со сдвигом. С маленьким или большим – это как посмотреть. И от обстоятельств зависит. К примеру, есть люди, которые перед взлетом начинают доверительно сообщать соседу последние данные по статистике авиакатастроф, а когда самолет выкатывается на рулежку, с умным видом роняют фразы, типа: «Что-то мне не нравится, как правый двигатель работает, да и закрылки почему-то не шевелятся». С точки зрения соседа, такой «знаток» достоин четвертования, и его сумасшествие не может служить фактором, смягчающим вину. Но если подобные речи слышишь где-нибудь на даче – за чайком да шашлычком, тут можно и отмахнуться от назойливого любителя печальной статистики, ну, переутомился человек, ему посочувствовать надо.
Петя Козлов был из этой когорты доброжелательных психопатов. Он не жалел красок, расписывая беды и несчастья, которые пали на голову тех, кто осмелился посягнуть на тайну острова Селваженш-Гранди. Куда там проклятию Тутанхамона! Там горести и болезни поразили тех, кто нашел гробницу и вошел в нее. А в случае с кладом Уильяма Кидда, зло выкашивало всех еще на подступах к сокровищу. Корабли тонули, люди травились консервами, кто-то попал под лавину, среди алчущих пиратского золота постоянно вспыхивали ссоры, часто доходило до поножовщины и стрельбы. И только одного «копателя» – Афонсо Коэльо с Мадейры, проклятие до поры обходило стороной. Но и тот, в конце концов, стал его жертвой – умер. Помню, я спросил Козлова, сколько лет было достопочтенному сеньору Коэльо, когда он вверил душу свою Господу. «Шестьдесят девять», – ответил Петя, посмотрев на меня осуждающе. «Пожил, значит», – сказал я.