Черный парус беды - стр. 50
– О чем я в тот момент думал, не помню, – говорил Полуяров. – Хотя… О проклятии думал. Еще думал, что в Джона вселился дьявол. А Всевышний меня уберег. Почто простил грехи мои?
При этих словах Полуярова я едва удержался от совета не поминать имя Господне всуе. Может, и отпустил тебе Господь грехи, Федя, но я человек обидчивый и злопамятный, так что ты мне еще ответишь на пару вопросов.
– Потом спустился в яму. Пошевелил Джона, хотел куртку расстегнуть, ухо к груди приложить, может, жив все-таки. И не смог. Да и видно было: мертв он. Совсем. Я обхлопал карманы его куртки. В одном кармане был спутниковый телефон. Разбитый. Он же его перед штормом в карман положил.
Я подумал: «Вот и объяснение – я не видел, искал, гадал, куда делся, а Федор заметил. Просто-то как».
– В другом кармане была плоская бутылка коньяку. Я ее взял.
– Это понятно, – сказал я. – Результат на лице. Что же ты на яхту не вернулся, а, Федя?
– Испугался. Мысли дурные в башку лезли. Что, если не только в Джона бесы вселились? Вернусь, а меня на ножи. Проклятие-то одно на всех было, вдруг только меня не тронуло? Ну, я из ямы выбрался и пошел вдоль гряды. А ноги не идут, подламываются. Если бы не коньяк, шагу ступить не смог бы.
– Это ты с ним с шагу сбился. Не путай кислое с пресным.
– Ну, давай, Андрюха, добивай! – плаксиво проговорил Полуяров. – А мне плохо было, так плохо…
– Не ной, – оборвал я этот плач Ярославны. – Дальше что было?
– Увидел дыру какую-то, вроде пещеры, залез туда. А потом заснул, коньяк помог. Когда проснулся, уже день был. Солнце, шторм стих, не страшно совсем. И я пошел вас искать.
– Ты зачем в наших вещах копался?
– Это я машинально.
– Что, папа в детстве не объяснил, что рыться в чужих вещах нехорошо? Ладно, проехали, что потом?
– Забрался на «Золушку», а там пусто.
– Тогда ты еще на грудь принял и спать завалился, – завершил я чужой рассказ.
Полуяров-младший понурил голову, а я чуть более миролюбиво продолжил:
– Сейчас-то как, головка не бо-бо?
– Отстань от него! – нарушила обет молчания Шелестова.
Я воззрился на нее. С чего это мы такие жалостливые?
Мила хотела еще что-то сказать, даже начала: «И вообще…» – но осеклась.
– Жалеешь, значит. – Я зло прищурился. – Зря! Между прочим, это по его милости мы в такой заднице оказались, что даже не представляю, как мы из нее выберемся. И когда. И выберемся ли вообще.
– Должны, – сказала Мила.
* * *
– Похоже, ты за нас уже все решил. – Чистый был мрачен.
– Так ты против? – удивился Полуяров.
– Конечно. Игрушки все это. Клады, пираты, Плевако, жулик какой-то из прошлого века.