Черный парус беды - стр. 11
Должен признаться, что, став курсантом яхтенной школы Николая Пирогова, на первое занятие я отправился не без внутреннего напряга. А что, если там окажутся одни нувориши? Сплошь пресыщенные дяденьки и тетеньки или, наоборот, «золотая молодежь», которой вздумалось добавить себе в актив еще одно модное спортивное увлечение – после горных лыж, дайвинга и стрит-рейсинга. Начнут пальцы гнуть, через губу цедить, глазами щупать, словечками-брендами кидаться, эдак будто невзначай. И не то, чтобы я тушевался перед такими людьми, но неприятно как-то, неуютно.
Оказалось, что тревожился я напрасно. Конечно, разница в благосостоянии наличествовала, ее не скроешь, но кичливости, назойливой демонстрации своего финансового благополучия не было. С чем бы сравнил, так это с баней: все голые, и уже тем равны. Причем с баней финской – финской классической, народной, где мужчины и женщины парятся вместе, не стыдясь друг друга и друг друга не смущая, где неуместны сальные взгляды и невозможны грязные намеки.
Все было очень по-дружески. Настолько, что через пару занятий стеснительная девушка Света перестала с пугающей регулярностью заливаться краской.
Помню, я подумал: сбылась мечта идиота, вот люди, для которых парус – образ жизни, и смысл, и цель.
Если бы не Чистый, я бы даже не оставил места исключениям.
– Мужа ищет, – сказал он о девушке Свете. – Прынца. С белым конем и белой яхтой.
– Будут помидоры кушать и сливовицей запивать, – сказал Костя о супружеской паре с недвижимостью около Варны. – А яхту на прикол поставят, чтобы перед заезжими родственниками хвастаться.
Что-то говорил Чистый и обо мне, наверняка говорил. Может, посыпал щебнем мой идеализм, а может, вполне допускаю, оттоптался по моей «Витаре». Сам-то он ездил на «Туареге».
Зато Федька катался на навороченном «Патроле» длиной с полквартала! И было Чистому до Полуярова-младшего, как до Луны.
Однако, повторюсь, о том, кто из них что, я узнал много позже. А тогда, в школе, на занятиях и перекурах, на мелкие камешки в чужие огороды я решил внимания не обращать. Ну его, Чистого этого! Я и потом поступал так же – игнорировал, когда под руководством все того же Сергея Арнольдовича мы в едином порыве проходили практику в Черногории, в городе Бар, на борту яхты «Бавария 45».
После практики – с получением дипломов, что было отмечено обильными возлияниями, – наши дороги могли разойтись. Честно говоря, именно этого я и ожидал. Однако параллель с пляжными романами, день кончины которых всегда совпадает с датой отъезда, в данном случае оказалась несостоятельной. Общение наше продолжилось, и пусть встречи были нечастыми, но они были. Правда, всегда в разном составе. Чаще всего в посиделках в маленьком кафе на Покровке не участвовали муж с женой, которые таки съехали из Москвы в Болгарию, и в Россию теперь наведывались лишь изредка. Кстати, яхту они действительно купили и, против ожиданий Чистого, регулярно бороздили на ней Черное море. Потом компания наша «похудела» еще на одного человека. Девушка Света встретила свою судьбу. Не «прынца», но солидного и состоятельного бизнесмена. Вместе они участвовали в любительской регате по маршруту Родос-Крит-Родос, ну, и сладилось. Избранник Светы занимался торговлей оливковым маслом. Недалеко от Ираклиона, столицы Крита, у него был дом, куда Света и отбыла из наших палестин с твердым намерением надолго обосноваться в Греции. Девушка она была не глупая, так что все у нее обещало получиться. Я ей так и сказал на свадьбе, на которую был приглашен в качестве «морского друга»: не тушуйся, Светка, семь тебе футов под килем. Федька Полуяров выразился в том же смысле, подарив молодым по паре роскошных яхтенных перчаток. А вот Костя Чистый остался «за бортом», не позвала его Света. Видимо, не забыла ни его снисходительных усмешек, ни высокомерия. Вот и отомстила, дав понять, кто он таков есть. Да никто! Другой человек плюнул бы и растер, но Чистого такое пренебрежение зацепило. И еще как! В этом я убедился во время следующего нашего кофепития на Покровке. Когда речь зашла о Свете и ее свадьбе, он позволил себе в ее адрес такие непристойности, что мы с Сергеем Арнольдовичем, тоже заглянувшим «на огонек», чуть ли не в один голос велели ему заткнуться. Даже Федька высказался в том смысле, что ты, Костян, того, палку-то не перегибай. Для Полуярова-младшего, относившегося к жизни легко и всячески избегавшего каких бы то ни было конфликтов, это был почти подвиг. И Чистый заткнулся, побагровев и набычившись. А я пожелал себе пореже с ним видеться – не тот он человек, не моего круга, ну и пусть остается за окружностью. К сожалению, редко все выходит так, как тебе желается. Кофепития наши продолжались, и Чистый на них исправно являлся. Думаю, он боялся выпустить Полуярова из своего поля зрения. А что, если взбрыкнет Федюша, набедокурит? И если взбрыкнет, как сильно это скажется на его, Кости Чистого, судьбе? Не перестанет ли известный магнат Полуяров-старший благоволить к генеральному директору одной из своих многочисленных компаний? Нет, рисковать Чистый не хотел. Потому и приходил, и кофе пил, и улыбался даже. Но меня на мякине было не провести: раскусил я Чистого и все о нем понял. Гниль, а не человек. Подпустишь к себе – и так запачкаешься, что хрен отмоешься. А уж в экипаже такой тип – сущее проклятие. Я это понимал, и потому, как ни звал меня Федор разделить компанию, в чарты с ними никогда не ходил.