Чёрный монах - стр. 40
Селедочник и дворник вышли. Кучер и Алешка тоже вышли, чтобы не оставаться в сарае.
– Жил человек и помер! – сказал кучер, глядя на окна, в которых все еще мелькали тени. – Сегодня утром тут по двору ходил, а теперь мертвый лежит.
– Придет время, и мы помрем, – сказал дворник, уходя с селедочником, и их обоих уже не было видно в потемках.
Кучер, а за ним Алешка несмело подошли к освещенным окнам. Очень бледная дама, с большими заплаканными глазами, и седой, благообразный мужчина сдвигали среди комнаты два ломберных стола, вероятно, затем, чтобы положить на них покойника, и на зеленом сукне столов видны были еще цифры, написанные мелом. Кухарка, которая утром бегала по двору и голосила, теперь стояла на стуле и, вытягиваясь, старалась закрыть простынею зеркало.
– Дед, что они делают? – спросил шепотом Алешка.
– Сейчас его на столы класть будут, – ответил дед. – Пойдем, детка, пора спать.
Кучер и Алешка вернулись в сарай. Помолились богу, разулись. Степан лег в углу на полу, Алешка в санях. Сарайные двери были уже закрыты, сильно воняло гарью от потушенного фонаря. Немного погодя Алешка поднял голову и поглядел вокруг себя; сквозь щели дверей виден был свет все от тех же четырех окон.
– Дед, мне страшно! – сказал он.
– Ну, спи, спи…
– Тебе говорю, страшно!
– Что тебе страшно? Экой баловник!
Помолчали.
Алешка вдруг выскочил из саней и, громко заплакав, подбежал к деду.
– Что ты? Чего тебе? – испугался кучер, тоже поднимаясь.
– Воет!
– Кто воет?
– Страшно, дед… Слышь?
Кучер прислушался.
– Это плачут, – сказал он. – Ну поди, дурачок. Им жалко, ну и плачут.
– Я в деревню хочу… – продолжал внук, всхлипывая и дрожа всем телом. – Дед, поедем в деревню к мамке; поедем, дед, милый, бог тебе за это пошлет царство небесное…
– Экой дурак, а! Ну, молчи, молчи… Молчи, я фонарь засвечу… Дурак!
Кучер нащупал спички и зажег фонарь. Но свет не успокоил Алешку.
– Дед Степан, поедем в деревню! – просил он, плача. – Мне тут страшно… и-и, как страшно! И зачем ты, окаянный, меня из деревни выписал?
– Кто это окаянный? А нешто можно законному деду такие неосновательные слова? Выпорю!
– Выпори, дед, выпори, как Сидорову козу, а только свези меня к мамке, сделай божескую милость…
– Ну, ну, внучек, ну! – зашептал ласково кучер. – Ничего, не бойся… Мне и самому страшно… Ты богу молись!
Скрипнула дверь, и показалась голова дворника.
– Не спишь, Степан? – спросил он. – А мне всю ночь не спать, – сказал он, входя. – Всю ночь отворяй ворота да запирай… Ты, Алешка, что плачешь?
– Страшно, – ответил за внука кучер.
Опять в воздухе ненадолго пронесся воющий голос. Дворник сказал: