Черный квадрат - стр. 12
Мост клацнул зубами, жалобно взвыл в тоске по ускользнувшей жратве, попусту выделяя желудочный сок. (А чем, собственно говоря, отличается японский висячий мост от собаки Павлова?) О Сан-Луи, сто второй этаж, там русский Ваня лабает джаз... Москва, Калуга, Лос-Анжелос объединились в один колхоз... Я вернулся к отливу и пошел... Фигу! Не дождетесь! На юг! На юг! Темная ночь пришла на море сонное, звезд огоньки волна качает томная... А я шел и шел. И пришел. Средь трущоб и небоскребов много реклам, там америкосы бродят, жуют чуингам. Грабят, убивают, «Чучу» напевают и барают стильных дам. Стаб, стаб, стабу-ду-баб, стуб-даб, стуб-даб, стаба-дуба-юба-ду-баб...
Метрах в ста за поворотом скалы стоял деревянный барак, в окнах которого призывно горел свет. Я рванул на этот свет, как усталый оголодавший путник мчится на свет красного фонаря первого встречного публичного дома. (Всем метафорам метафора!)
В бараке за столом сидели пятеро мужиков и четыре бабы и ели еду. Услышав стук двери, они нехотя подняли головы и выронили ложки, а один выронил нож, потому что именно ножом он ел еду.
– Ты кто? – спросил старший.
– Геолог, – ответил я.
– А как ты сюда попал? – опять спросил старший.
– Из Анивы по отливу. – И, вспомнив слова Хаванагилы, добавил: – Пешочком по большачку.
– А реку... как?..
– Как, как... По мосту.
Все отчего-то затосковали, а старший тяжело встал, нетвердыми ногами подошел к шкафчику, вынул из него бутылку спирта, налил половину стакана и протянул мне. Я выпил за здоровье присутствующих, запил случившейся на столе водой и зачерпнул уроненной кем-то ложкой икру. Молодая баба поставила передо мной миску супа из грибово-овочевой солянки, гороха в яловиченом бульоне и макаронных изделий в ассортименте. Все молча ждали, пока я ел это порево, а потом старший тихо сказал:
– Счастлив твой бог, геолог. Последним человеком, который прошел по этому самому мосту, был японский снайпер, десятого августа сорок пятого года. И то не совсем прошел. Добрался до середины и стал пулять по нашему десанту. Оттуда-то я его и снял из противотанкового ружья. Так что до конца он не дошел. Так посередине и остался. То есть что от него осталось. Противотанковое ружье – это тебе не х... комариный. С тех пор по этому мосту до тебя никто и не ходил. Мы уж думали, он рухнул.
Я молча вынул из рюкзака череп и поставил не стол. Все остолбенели. Старший оклемался первым. Он осторожно взял череп в руки.
«Бедный Йорик», – подумал я.
– Братан, – прошептал он и заплакал.
«Вот оно, фронтовое братство, – подумал я. – Кончилась война, улетели годы, и убитый из противотанкового ружья японец стал русскому убийце братом. Без имени, отчества, фамилии. Да и зачем они ему, брат – он брат и есть».