Чёрный Город - стр. 8
Он влетел в облака серой пены ловко, такой смехотворно маленький по сравнению с пришлыми гигантами, но достаточно активный для того, чтобы доставить им проблемы. Их ведь по-прежнему давил «Спасатель», Марк позаботился об этом. Так что «Универсал» становился для них не главным противником, а отвлекающим фактором. Зато каким! Ему удалось вывести из строя несколько орудий, он как будто злил их – выглядело так, хотя вряд ли машины были по-настоящему способны на злость, он просто сбивал им привычные схемы действия.
Но главной победой «Универсала» неожиданно стало не это. Ему помогло то, что изначально казалось уязвимостью: маленький размер. Этот робот не мог двигаться быстрее хазаров, скорость они выдавали одинаковую, однако Марк сумел использовать эффект скольжения, пуская «Универсала» по покрытым пеной металлическим изгибам машин. И в какой-то момент один гигант, пытаясь достать противника, пробил четырьмя длинными ногами-лезвиями союзника.
Насквозь пробил, одним ударом, поврежденный хазар изошел электрическим треском – и рухнул в болото, образованное пеной и грязью. Минус два, осталось три. Больше, чем казалось возможным, но меньше, чем рассчитывал Марк… пока меньше.
Если бы кто-то сейчас наблюдал за ним со стороны, этот человек мог наивно поверить, что Марк побеждает. Потому что хазаров уже почти вдвое меньше – а он даже не ранен, они забыли о нем, отвлеченные его машинами! И потому что в этом есть какая-то высшая, позабытая после всех Перезагрузок справедливость… Да, никто никогда не выживает. Но почему не может выжить тот, кто первым за много-много лет не убежал? Ведь уйти проще, чем остаться, а если так, разве не положена награда?
Но Марк слишком хорошо понимал, что награды не будет. Чувствовал. Может, он и смотрелся каким-нибудь легендарным героем – человек, который среди пламени расправил плечи. Однако опытный хирург чувствовал, что умирает. Боль появилась сразу после того, как он взял под контроль вторую машину, и с тех пор лишь нарастала. Казалось, что она полыхает везде и сразу, наполняет раскаленным свинцом его вены, расползается шипастыми щупальцами по мышцам. Нейромодуль сделался пугающе горячим, впервые за много лет – ощутимым. При общем уровне боли вспышки в голове все равно выделялись, били в виски, в лоб, хлестали по черепу так, что Марк едва чувствовал, где верх, где низ, ему казалось, что мир вокруг него кружится все сильнее, а он не стоит, он падает – или скоро упадет…
По лицу текло что-то горячее, вырывалось из носа, потоками стекало по горлу, уже и не стремясь наружу. Нервная система поражена, сосуды лопаются, кровь густеет… Перед глазами теперь не только настоящий туман, но и тот, что существует лишь для Марка, красный в начале, стремительно темнеющий, застилающий все вокруг и все пожирающий.