Черный дом - стр. 79
Мальчики остаются позади. В зеркале заднего обзора Джек видит, как они, налегая на педали, мчатся по улице. Задира – первым, самый маленький и симпатичный – последним, его отставание от остальных все увеличивается.
– Независимые эксперты только что высказались о творчестве «Грязной спермы», – говорит Джек. – Четверо мальчиков на велосипедах. – Поскольку он сам себя не слышит, то думает, что его слова не долетели до ушей Генри.
Генри, однако, все слышит, потому что задает вопрос, который растворяется в том, что «Грязная сперма» полагает музыкой. Джек, однако, отвечает, догадываясь, о чем в такой ситуации может спрашивать Генри: «Мнение одного резко отрицательное, еще двоих – скорее отрицательное, чем положительное, последнего – ближе к положительному».
Неистовое разрушение марципана завершается на Одиннадцатой улице. В кабине словно рассеялся туман, ветровое стекло будто вымыли на ходу, воздух становится чище, цвета – ярче.
– Интересно, – мурлычет Генри, наклонившись, точно попадает пальцем в кнопку «EJECT», достает лазерный диск, кладет в футляр. – Познавательная запись, не так ли? Дикую, эгоцентричную ярость нельзя отметать с порога. Моррис Розен не ошибся. Для Висконсинской крысы это идеальная музыка.
– Слушай, по-моему, они думают, что смогут переплюнуть Гленна Миллера.
– Кстати, о Миллере. Ты никогда не догадаешься, какие у меня сегодня планы. Я даю концерт! Шустрик Макстон, вернее, его правая рука, Ребекка Вайлес, которая, я уверен, столь же великолепна, как и ее голос, наняла меня диджеем на танцы, завершающие в «Макстоне» Клубничный фестиваль. Ну, не меня, конечно, а моего давнего, многими забытого двойника, Симфонического Стэна, знатока больших оркестров.
– Тебя подвезти?
– Нет. Дивная мисс Вайлес позаботится обо мне, предоставит комфортабельное заднее сиденье для моего проигрывателя, а багажник – для динамиков и коробок с пластинками. Но все равно спасибо.
– Симфонический Стэн?
– Сногсшибательный, неистовый реликт эры больших оркестров, само собой, в «зуте»[46], и при этом обаятельнейший джентльмен. Для обитателей «Макстона» возвращение к лучшему периоду их жизни будет ни с чем не сравнимой радостью.
– У тебя действительно есть костюм «зут»?
Ответом стало повернувшееся к нему нарочито бесстрастное лицо Генри.
– Извини. Не знаю, что на меня нашло. Чтобы сменить тему, скажу, что твои, вернее, Джорджа Рэтбана утренние слова о Рыбаке скорее всего принесут немало пользы. Я выслушал их с радостью.
Генри открывает рот, и громовой голос Джорджа Рэтбана наполняет кабину пикапа: «Настоящий Рыбак, мальчики и девочки, Альберт Фиш, мертв уже добрых семьдесят шесть лет».