Черный человек - стр. 32
– Не бери меня на арапа, Иван. Ох и не люблю я твою манеру сообщать неприятные новости.
Заремба, не вынимая рук из карманов, прошел на середину уютного кабинета заведующего отделением.
– Час назад привезли Шаламова…
Глаза Мальгина сузились, похолодели, стали почти прозрачными.
– Не понял. Что значит привезли?
– Он очень плох, попал в какой-то переплет при аварийном курьерском посыле или, как у них говорят, – кенгуру. У него коматозное состояние, колониальный неврит… – Заремба замолчал, глядя, как «железный» Мальгин вдруг побледнел, вернее, побелел, так что губы его стали синими, под цвет оттенка рубашки. Длилось это несколько мгновений, заведующий тут же взял себя в руки, но цвет лица вернулся к нему не скоро.
– Где он?
– В первом боксе, у Стобецкого, над ним сейчас колдуют сам Готард и Билл-старший со всеми своими «вивисекторами». Таланов обещал собрать консилиум, искал тебя, но не нашел.
– Я был на корте, – машинально сказал Мальгин и стремительно вышел из кабинета, хотя мог бы связаться с клиническим отделением Готарда Стобецкого по селектору. – Кто его привез? – спросил он уже на ходу, вскакивая в коридоре в первую попавшуюся «улитку» институтского конформного лифта.
– Спасатели, кто же еще, – забубнил Заремба в спину. – Некто Жостов и двое врачей, одного я немного знаю по практике – Джума Хан, врач «Скорой».
«Улитка» вынырнула из коммуникационной шахты у двери с зеленой полосой под номером два, бесшумно свернула прозрачные перепонки выхода.
Бокс номер два был собственно нейроклиникой, и заведовал ею Готард Стобецкий, нейрофизиолог и врач с тридцатилетней практикой. Шел ему шестьдесят второй год, но выглядел он на тридцать пять: молодой, гладколицый, уверенный и обстоятельный до пунктуальности. Ошибался Стобецкий редко и, вероятно, поэтому не допускал мысли, что может быть не прав. Это его качество раздражало Мальгина, но в остальном они давно притерлись друг к другу и хорошо знали свои возможности, сильные и слабые стороны, хотя это не мешало им вести деловые и неделовые споры и отстаивать свою точку зрения. Но не до вражды.
Пространство клиники было функционально и эстетически организовано таким образом, что любая палата – а их было около трех десятков – имела прямой лонж-выход в операционный и процедурный комплексы, и выглядело это ячеистыми янтарными выступами, напоминавшими обнаженные светящиеся пчелиные соты, которые упирались в причудливо изогнутые палевые «бутоны» реанимакамер. Дежурный терминал управления операционной прятался в хрустально-белом «бутоне», сквозь стенки которого были видны врачи за двумя развернутыми пси-вириалами