Черные сны - стр. 2
– Да послушай меня, – перебил Сивков и как-то жалобно посмотрел на Егора снизу вверх. В глазах старика застыло отчаяние, – их к нам подселяют.
Входная дверь тихонько скрипнула, негромко, но как-то предупреждающе. Старик замолчал и снова уставился в темный коридор. На его лице проступил испуг.
– Ну, иди, иди куда хотел, – спешно, как-то суетно заговорил он. – Хорошо, Варя так Варя, – голос его немного дрожал. – Потом, когда придешь, купи один мягкий «кохинор» и газетку нашу, местную, и это… в аптечку еще за этими… самыми, ну, с красавкой…, – он говорил, а сам все в коридор смотрел мимо Егора. Казалось, о другом думает.
– Ладно, – согласился Егор. Повернулся, осмотрел коридор и пошел на выход, – Юрий Анатольевич, вы двери не забывайте запирать. У вас собачка не отщелкивает, вы в ручную ее запирайте, – говорил Егор, обувая ботинки. – В этот раз тоже дверь у вас не заперта была.
– Ага, – щуплый Сивков шаркал следом. – Ты это, про «кохинор» не забудь.
«Ага, – подумал Егор, – держи карман шире», – а вслух сказал: – Хорошо, главное не забыть.
Егор вышел из подъезда. Осенний неприветливый ветер дунул зябью в лицо, облизал руки, дернул брючины, скользнул за шиворот. Егор поежился. Глубже утопил голову в плечи и поднял воротник пальто. Он забыл шапку дома и теперь чувствовал, как ветер холодными пальцами перебирает волосы на макушке. Он шел под темно-серыми всклокоченными тучами. Хотя часы показывали всего три часа пополудю, на улице было темно, как вечером. Ветер срывал с костлявых ветвей задержавшихся приживалов и кидал под ноги коричнево-серыми лоскутами. Высохшие, скрюченные листья жалобно шуршали по асфальту. В голове у Егора вертелись слова Сивкова, – «…их к нам подселяют,… я уже больше не могу, мои мозги,… они мне всю кровь выпили, паразиты. Это все паскудники». Перед внутренним взором всплыла карандашная черкотня. Вспоминались слезливые глаза старика. Сейчас Егор видел их так близко, что мог различить биение жилки, точки в сером зрачке, влагу, скопившуюся у века и в уголке, черный блестящий, как мокрый голыш расширившийся хрусталик.
Как Егор не старался отмахнуться от бредней Сивкова, посещение пыльной квартиры не выветривалось холодным октябрьским ветром, не истреблялось желанием подумать о чем-то другом. Мрачные мысли лопались грязевыми пузырями, выдавая новую порцию неприятных воспоминаний. Серый мутный осадок кружил хлопьями.
«Что значит – их к нам подселяют? – думал Егор, обходя мутный клок неба, растекшийся посреди тротуара и подернувшийся рябью, – причем здесь крыса? А паскудники? Надо же, паскудники. Что за слово такое?».