Чернорабочий - стр. 29
После трех дней поездок на автобусах Утки посоветовали мне попробовать съездить из Беер-Шевы в Тель-Авив на поезде.
Конечно, при слове «поезд», как и у любого постсоветского гражданина, у меня возникли не очень приятные ассоциации. Например, классе в десятом, на жутком порождении совковой конструкторской мысли мне с еще несколькими ребятами «посчастливилось» сгонять в Москву и обратно. Деньги копились месяца три, а дома, естественно, мы соврали, что едем большой компанией (с родителями одного из нас) к нашему лесному озеру на рыбалку. На пару-тройку дней. А сами, успешно закинув рыбацкий инвентарь в сарай самой покладистой из наших одноклассниц, «рванули». Да-да, получилось это сделать в обоих смыслах, поскольку пятнадцатилетние пацаны, конечно же, не могли не запастись огненной водой (естественно, не самого лучшего качества) «в дорогу». Причем пить при всех мы стеснялись и поэтому бегали «приложиться» в тамбур. Закуской служила купленная у местных коробейников снедь – одним словом, совпадало все, что только могло совпасть. Последствия в душном прокуренном вонючем и заплеванном плацкарте не заставили себя ждать. Помню еще, что какая-то сердобольная женщина возмущалась, что вечные, как гранитные берега Яузы, разносчицы беляшей отравили «бедных мальчиков». И настойчиво совала нам влажные салфетки с сильнейшим запахом концентрированного химического лимона, который действовал на нас… действовал, вы сами все понимаете.
Однако после довольно непростых действий с железнодорожными билетами (покупать их нужно в автоматах, а попробуй разберись в хитросплетении буковок и крючочков, именуемых ивритом! Пришлось постыдно нажимать на кнопку English и выбирать нужную мне станцию, пользуясь привычной латиницей) мои опасения развеялись как дым. Поезда оказались недлинными, обтекаемыми и комфортабельными, с большими мягкими креслами, стоящими парами «лицом» друг к другу, и столиками между ними. Я попал в поезд с двухэтажными вагонами и, посидев немного на нижнем этаже, перебрался на верхний. Остановки объявлялись приятным мужским голосом – на иврите и не очень приятным женским – на английском. Удостоверившись, что нужную мне станцию (Тель-Авив ha-Агана) пропустить будет сложно, я принялся обозревать разворачивающийся за окном пейзаж, не отличавшийся, надо сказать, разнообразием. Пустыню (не такую, как мы привыкли видеть по телевизору, а глинистую, с частыми кустарниками) сменили какие-то посадки, теплицы, за ними поля с редкими вкраплениями домиков и деревьев, мы проехали несколько карьеров с деловито копошившимися в них бульдозерами, экскаваторами и грузовиками, и все это перемежалось редкими остановками. В общем, смотреть было особенно не на что, поэтому я принялся размышлять о том, что меня ждало в конце пути.