Черное сердце - стр. 13
– Кевин? – тихонько говорю я.
Кевин разворачивается, ухмыляясь. Вокруг нас торопятся куда-то ученики, зажав под мышками книги и рюкзаки. Я их толком не вижу – все вокруг смазалось.
Ударяю Кевина в челюсть с такой силой, что в руке отдается.
– Драка! – вопит кто-то.
Выскочившие из классов учителя пытаются оттащить меня от лежащего на полу противника.
Я не сопротивляюсь. Будто онемел весь. В крови кипит адреналин. Страшно хочется еще кому-нибудь вмазать.
Меня отводят к завучу, вкладывают в руку бумажку. Сминаю ее и кидаю в стену. Приглашают в кабинет.
Внутри все завалено документами. Удивленный Уортон убирает со стула кипы папок и кроссвордов и машет рукой – мол, садись. Обычно, если уж у меня неприятности, то сразу отправляют к директору.
– Драка? – уточняет Уортон, поглядев на мятую бумажку. – Два дисциплинарных взыскания, если вы первый начали.
Молча киваю, голос меня вряд ли сейчас послушается.
– Расскажите, что случилось.
– Да ничего, сэр. Я его ударил. Просто… В голове помутилось.
Уортон внимательно слушает и кивает.
– Вы понимаете, что еще одно взыскание, хоть по какому поводу, и вас исключат? Тогда, Шарп, вы не окончите школу.
– Да сэр.
– Сейчас сюда придет Кевин Браун и расскажет свою версию событий. Вы точно не хотите ничего добавить?
– Нет, сэр.
– Хорошо, – Уортон поднимает очки на лоб и трет переносицу затянутыми в коричневую перчатку пальцами. – Идите – посидите в приемной.
Выйдя за дверь, усаживаюсь прямо перед секретарским столом. Мимо, покряхтывая, проходит Кевин – в кабинет к Уортону. На щеке у него наливается зеленью кровоподтек. Синяк будет знатный.
Сейчас Кевин скажет: «Не знаю, что на Касселя нашло. Взял и с катушек слетел. Я его не провоцировал».
Через несколько минут Кевин выходит. Он ухмыляется мне, а я ухмыляюсь в ответ.
– Шарп, подойдите, пожалуйста.
Снова вхожу в кабинет и сажусь. На столе столько бумаг – только толкни, и все посыплется.
– Вы на что-то злитесь?
Уортон словно мысли мои читает.
Я открываю рот, чтобы возразить, но ничего не получается. Да, я злюсь и уже так давно, что сам не отдаю себе в этом отчета. Кто бы мог подумать: мне на это указал именно Уортон.
Я в ярости.
Сам не знаю, зачем бросился выбивать пистолет из рук убийцы. А как приятно было ударить Кевина. Как хочется сделать это снова, и еще раз, почувствовать, как ломаются кости, увидеть кровь. Как восхитительно было стоять над поверженным врагом, пылая от гнева.
– Нет, сэр, – выдавливаю я. И сглатываю.
Интересно, когда же я умудрился так отдалиться от самого себя? Я понимал, что Сэм злится, когда разговор заходит о Данике. Но почему не видел, что сам охвачен яростью?