Черное море. Колыбель цивилизации и варварства - стр. 33
Но сейчас татары наконец‑то возвращаются домой. Они называют это место домом, несмотря на то что за истекшие пятьдесят лет сменилось не одно поколение, и те, кто возвращается, за незначительными исключениями родились в Казахстане или Узбекистане. Они называют это место домом, хотя маленькие белые оштукатуренные, густо увитые виноградной лозой домики, принадлежавшие им, их родителям или родителям их родителей, заняты теперь русскими или украинскими иммигрантами, которые в большинстве своем их ненавидят. Возвратившиеся татары подвергались нападениям со стороны соседей, случались и убийства. Крымская коррумпированная администрация, правящая сейчас в Симферополе, обращается с ними как с пришлыми самовольными поселенцами. Но мужчины и женщины строят дома из самодельных глиняных кирпичей, тростника и рифленого железа в каменистых, никому не нужных низинах, на голых пустошах за пределами крымских городов. Они разбивают на участки и распределяют между семьями бесплодную землю и чудом добывают воду из скал. Сейчас там, где прежде был только пыльный серый дерн, дымкой поднимаются зеленые всходы и раздается стук молотков. Это их Израиль, их земля обетованная, и ничто больше не разлучит их с ней.
На следующее утро после Мангупа мы отбыли в симферопольский аэропорт, откуда у нас был рейс в Москву. На этот раз даже генуэзцы мрачно притихли в автобусе. Но потом бородатый русский ученый рядом со мной, ранее отрекомендовавшийся православным консервативным монархистом, вдруг выпалил своим низким голосом: “Так не могло продолжаться! Царила полная анархия, бандиты и мафиози разваливали страну; кто‑то должен был вмешаться”.
Я уставился на него в изумлении.
Он пробормотал, избегая моего взгляда: “Ну а де Голль? Четвертая республика впала в анархию, разве не так? И когда целостности, самому существованию Франции стал угрожать Алжир, он захватил власть. Ведь когда…” “Вы хотите сказать, что Геннадий Янаев – это де Голль и что Литва или Грузия – что‑то вроде «русского Алжира»?”
Ответом мне был только укоризненный взгляд.
В аэропорту Симферополя продавалась “Крымская правда”, но фактически это был просто сложенный в виде газеты плакат с прокламациями хунты. По сообщениям этой местной “Правды”, все демонстрации были запрещены, в Москве и Ленинграде был введен комендантский час. Никаких новостей в газете не было, равно как и комментариев, зато там было опубликовано нелепое “Воззвание” Янаева и его товарищей-путчистов, написанное языком какого‑нибудь латиноамериканского пронунциаменто[9]: от него разило агрессивной паранойей по отношению ко всему внешнему миру, через слово упоминалась “Родина”.