Черное копье - стр. 88
Ужас и омерзение парализовали на миг всех. Сухая спина и источающее слизь брюхо, беспокойно шевелящиеся ноги и зеленоватое свечение вокруг увенчанной рогами уродливой головы…
Со звонким хлопком тетива эльфийского лука хлестнула по кожаной рукавице на левой руке хоббита. Стрела вонзилась прямо в левый глаз страшилища, но не застряла, а, окружённая алым сиянием, пронзила насквозь голову и туловище, и в следующий миг они увидели её воткнувшейся в землю; красноватый свет, исходивший от стрелы, освещал травинки, закрытые до этой секунды телом чудовища.
– Морок! – диким голосом заорал Малыш, выхватывая из костра пылающую ветку и запуская ею в морду страшилищу.
Головня пролетела насквозь и, чадя, упала где‑то возле хвоста призрака. Вслед за Малышом стали швырять сучья и остальные, торопливо зажигая их от ещё дышащих в золе углей.
Контуры чудовища стали быстро таять, точно туман под солнечными лучами; мертвенный зелёный свет отступал перед весёлым и живым светом рыжего пламени, Келаст – на всякий случай, что ли? – рубанул по голове чудовища мечом – клинок со свистом рассёк воздух и глубоко вонзился в землю.
После этого очертания страшилища окончательно потеряли чёткость, растаяли и исчезли; лишь десяток разбросанных горящих ветвей остались на земле.
Друзья вновь раздули костёр.
– Ну?! Поняли теперь?! – Голос Торина звучал приглушённо из‑под опущенного забрала. – Если мы не испугаемся, то с нами ничего не будет. Нужно идти вперёд и не опускать взгляда.
– А это? – Келаст поднял с земли валявшиеся там стрелы и стал пристально их разглядывать. – Это разве морок? Значит, тут есть люди с луками, и раз у них не вышло с призраком, наверняка вновь появится кто‑то живой!
Однако до утра так никто и не появился, хотя глаз они, конечно, уже не сомкнули. Сперва насылаемые на них какой‑то злобной силой видения отстранённо бродили где‑то у края кустов; друзья оказались в замкнутом круге зеленоватого свечения; уродливые многорукие, многоглавые тени вставали по краям, что‑то свистело и ухало в чащобе, и хоббит с трудом противостоял подкатывающим, словно тошнота, приступам липкого страха. Не сомкнув глаз до утра, простоял он на одном колене, с луком и наложенной стрелой. И он готов был поклясться, что бродящие вокруг страшилища сейчас обрушатся на их лагерь, растопчут и сомнут их, но, похоже, все эти чудища были лишь наведёнными на них обманными видениями – ни одно из них не приблизилось к костру. Не раз доносился из чащи и приглушённый лязг оружия, голоса, отдававшие короткие и отрывистые команды, – но был ли это также морок, Фолко не мог понять. Зловещее сияние на его заветном клинке не угасло; и тяжелее всего была мысль о том, что враг совсем близко – а взять его нельзя. Ближе к утру тени постепенно исчезли, утихли звуки и голоса, воцарилась молчаливая недвижность. Всё замерло, словно в предчувствии боя; и друзья, без споров и несогласий, молча поправив оружие и проверив лишний раз застёжки доспехов, с первыми лучами солнца, пробившимися в долину, развернулись в цепь и двинулись к пустоши.