Черное копье - стр. 121
Хоббит уже заметил, что все обитатели цитадели делились на пришедших сюда поодиночке и большими родами. Одиночкам надеяться было не на кого, они тянулись друг к другу, и возникали братства, скреплённые дружбой прочнее, чем иные роды связывало кровное родство. Немало было таких, кто не вступил в войско, а трудился на земле или у ткацкого станка, обретя наконец желанное спокойствие. Здесь никому не давали пропасть. Иноземные купцы не допускались сюда; почти всё потребное цитадель производила сама, ибо земли её были тучны, урожаи изобильны, леса богаты дичью, а реки и озёра рыбой.
Но вот грянули трубы, и величественный старый истерлинг, с белоснежными седыми волосами и почти коричневой кожей, выехал из рядов на великолепном коне под роскошной попоной. Он заговорил, но на наречии цитадели; друзьям пришлось довольствоваться переводом Нефара. Вождь рода Харуз приглашал всех к честной борьбе. Пять прекрасных девушек ждут лучших из лучших бойцов Свободных народов. Все, оставшиеся без родни, угла и крова, – выходите!
Сначала объявили состязание стрелков. За ними должны были последовать копейщики, потом – каждый сможет показать «удивительное», как выразился Нефар, такое, что ещё не видели. А потом – единоборства…
Бубны и трубы. Клики глашатаев. Людское море взволновалось, и черту стали переходить решившие показать себя. Остро и горячо стало в груди Фолко, и он шагнул за черту, получив от Торина вместо напутствия крепкий хлопок по плечу.
Однако, когда среди трёх с лишним десятков соперников он увидел добрую дюжину хазгов, его уверенности поубавилось.
«Тут стрелами никого не удивишь, – подумал он. – И они выстрелят дальше меня, это точно… Но мы так просто не сдадимся!»
Вынесли мишень, белую дощечку на шесте в рост человека; народ расступился позади неё, раздался в стороны. Новый сигнал трубы – и стрелки стали строиться на плавной кривой подле помоста, где стоял Берель. По одному они выходили к линии прицеливания, а глашатай громко называл их имена. Каждого встречал одобрительный гул.
Соперники оказались достойны друг друга. На первой попытке промахнулся только один из тридцати восьми. Фолко вышел, не чуя под собой ног, не слыша удивлённых восклицаний и раздававшихся кое‑где насмешек. Понимая, что надо сразу чем‑то выделиться, он не стал тратить на прицеливание и секунды. Расстояние было для него пустяковым, и он всадил стрелу в самую середину мишени навскидку, чего не позволяли себе даже хазги – непревзойдённые лучники.
Когда он возвращался после выстрела, недоумённая тишина вокруг него вдруг сменилась криками радостного удивления, и Фолко пожалел, что не понимает ни слова.