Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума - стр. 23
Всего, где был и что видел Олег в тот день, и не упомнишь, но уже в сумерках ноги сами принесли его назад на смотровую площадку – хотелось посмотреть на панораму ночной Москвы, а, главное, ещё раз насладиться видом университета, впитать его в себя на те сорок дней, пока они будут разлучены. Он чувствовал, что университет отныне и на многие годы, конечно, не на пять лет обучения, а именно на многие годы, быть может, на всю жизнь станет и его домом, и его семьёй. Бабушка с дедом, отец с матерью, Аннушка, город Куйбышев, Волга, старая квартира, дача, всё это в его сознании уже отошло в прошлое, было даже немного грустно оттого, что в его будущей жизни им не будет места. Но Олег с юношеской безоглядностью поспешил распрощаться с ними, и вот уже в голове замелькали радужные картинки его будущей жизни, неопределённые, наивные и неизменно счастливые.
А метрах в двадцати от него, точно так же навалившись грудью на парапет, стоял Владимир Ульяшин, и тоже подводил итоги определённому периоду своей жизни, и думал о будущем. Вот только прошлое у него перевешивало. На какие-то мгновения ему становилось от этого страшно, ему хотелось сбросить эти гири, но тут накатывала волна ярости и ненависти, ненависти к Сталину, предавшему и бросившему мать, ненависть к Хрущёву, убившему его брата, ненависть к кагэбэшникам, прокурорам и тюремщикам, с готовностью выполнившим приказ, ненависть к этой партии, перемалывающей людей в таких вот нелюдей, ненависть к этой власти, убившей его отца, и ненависть к этому государству, где ему до конца жизни суждено нести печать прокажённого. Прошлое опять подминало будущее. Отомсти, кричало оно, отомсти им всем, и нет у тебя другого будущего.
Два молодых человека, как Герцен и Огарёв, стояли над Москвой на Ленинских, извините, Воробьёвых горах, и давали клятву честно и беззаветно служить своей цели, отринув мелочную суету, не отступая ни перед какими трудностями. Но стояли они порознь, и цели у них были разные, и жизненные пути их расходились на долгие годы. Нам даже немного жаль, что они так и не заметили друг друга там, у парапета смотровой площадки, не поговорили, не выговорились. Хотя, по большому счету, жалеть надо о том, что через много лет их пути сначала неожиданно пересеклись, а потом сплелись нерасторжимо, до самого конца.
Глава 2. Говорит Москва
Пришло время рассказать об упоминавшейся уже встрече Ульяшина в Куйбышеве, которая повлекла столь далеко идущие последствия. Произошла она в первые месяцы нахождения Ульяшина в этом городе, вероятно, в конце ноября или в начале декабря, потому что было уже сильно холодно, этот холод проясняет наши воспоминания. Из-за него Ульяшин был одет в дублёнку, которая послужила поводом для «знакомства». Дублёнка в те времена была ярчайшим символом благосостояния и занимала второе место после машины. Как часто бывает, исконно русское и повседневное, сделав тур по западным странам и там облагородившись, вернулось обратно вожделенным идеалом. Тогдашние модники, не имевшие необходимых финансовых возможностей, действовали в стиле Эллочки Людоедки и прибегали к паллиативу в виде забытых и недавно еще презираемых овчинных полушубков и обкромсанных снизу тулупов. Добывали их всеми правдами и неправдами, а так как основным их источником были милицейские склады, то неправда преобладала.