Черное колесо. Часть 1. История двух семеек - стр. 17
Ещё в гостиной висела большая, сантиметров шестьдесят на девяносто, старинная немецкая гравюра «Madonna mit dem Christuskinde», заключённая под стекло в тяжёлой гладкого дерева раме. Многочисленные приятельницы Анны Ивановны почтительно именовали её Крюгеровской Мадонной, и Олег в детстве думал, что Крюгер – это фамилия художника, и лишь потом понял, что это единственная уцелевшая семейная реликвия Крюгеров. Напротив картины лаково чернело пианино «Блютнер» с двумя начищенными до блеска подсвечниками, прикреплёнными к передней деке. Пианино предназначалось, естественно, Рихарду, но тот испытывал какой-то мистический ужас перед инструментом – когда открывали крышку и ставили ноты на пюпитр, пианино вдруг превращалось в толстого злобного карлика, который сверкал глазами, скалил зубы и топал маленькими ножками, одетыми в золотые башмаки.
Хорошо ещё, что у Рихарда было место, куда он мог скрыться от этого мучителя маленьких детей – у него была своя комната, ещё одна неслыханная роскошь. Попасть в детскую можно было через гостиную. Это была самая маленькая комната в квартире, но не такая маленькая, чтобы при необходимости в ней нельзя было с некоторым даже комфортом разместить целую семью.
Но всё это будет позже, а пока шёл 1935 год, и погожим сентябрьским днём они всем кооперативом справили новоселье, составив длинный стол во дворе их дома, и Анна Ивановна, сидя за столом в окружении столь любезных её сердцу соседей, просто физически ощутила, как на неё накатывает вторая волна простого женского счастья. И сама она была ещё хоть куда, красивая, с приятной округлостью форм сорокалетняя женщина, и муж другим на зависть – видный, весёлый и с солидным положением, и подросший сын, с которым уже можно было выйти в гости и который вот-вот уже должен был начать радовать материнское сердце феноменальными успехами в учёбе, и прекрасный дом, и будущая дача на берегу Волги чуть выше города у подошвы Жигулевских гор, под которую уже были выделены и даже огорожены тридцать соток дубовой рощи в дачном кооперативе «Победа Октября». Поистине, бабье лето, прекрасное, но недолговечное.
Пролетело чуть более года, как всё пошло наперекосяк. Открылись какие-то женские болезни. Любимый сын если и демонстрировал что-нибудь феноменальное, так только лень. С видом мученика он ежедневно по часу барабанил по клавишам Блютнера, каждым аккордом подтверждая полное отсутствие слуха. Учительница немецкого языка – тогда по счастью все учили немецкий язык – лишь разводила руками в недоумении от его среднерусского выговора: «Рихард. Крюгер. Не понимаю!» Пробовали говорить дома по-немецки, но добились лишь того, что добавили ещё один пункт в грядущем обвинении Владимира Яковлевича.