Чернильная кровь - стр. 25
– Элинор включила сигнализацию? – спросил он.
– Да.
– А в полицию она позвонила?
– Нет. Она говорит, что в полиции все равно ей не верят.
– И все же нужно туда позвонить и назвать приметы Басты. Вы ведь сумеете его описать?
Нашел о чем спрашивать! Мегги пыталась забыть лицо Басты, но оно, видимо, отпечаталось в ее мозгу до конца дней с фотографической точностью.
– Слушай, Мегги! – Может быть, на самом деле Мо только делал вид, что спокоен. Голос его звучал непривычно. – Я выезжаю сегодня же. Скажи это Элинор и маме. Самое позднее завтра утром я буду дома. Задвиньте засов и держите окна закрытыми, ясно?
Мегги кивнула, забыв, что Мо не мог увидеть ее кивок по телефону.
– Мегги?
– Да, я поняла.
Она пыталась говорить спокойно и храбро, хотя чувствовала себя совсем иначе. Ей было страшно, очень страшно.
– До завтра, Мегги!
По его голосу она поняла: он выезжает сию минуту. Мегги представила себе ночное шоссе, и вдруг ей пришла новая страшная мысль.
– А ты? – с трудом проговорила она. – Мо! А если Баста поджидает тебя где-нибудь на дороге?
Но отец уже повесил трубку.
Элинор решила разместить Фарида там, где спал когда-то Сажерук: в комнатке под самой крышей, где ящики с книгами громоздились вокруг узкой кровати на такую высоту, что каждому, кто там спал, снилась обрушивающаяся на него гора печатной бумаги. Мегги было поручено проводить Фарида в его комнату. На ее «спокойной ночи» он только кивнул с отсутствующим видом. Он выглядел сейчас таким же потерянным, как в тот день, когда Мо вычитал на кухню Каприкорна его – безымянного худого мальчишку в тюрбане на черных волосах.
Прежде чем лечь спать, Элинор еще несколько раз проверяла, включена ли сигнализация. А Дариус взял старый дробовик, из которого Элинор иногда палила в воздух, завидев у птичьего гнезда в своем саду бродячую кошку, и уселся с ним перед входной дверью в широченном оранжевом халате, подаренном Элинор к прошлому Рождеству. Он уставился на дверь с видом полной боевой готовности, но, когда Элинор во второй раз вышла проверить сигнализацию, ее помощник уже крепко и безмятежно спал.
Мегги долго не ложилась. Она посмотрела на стеллаж, где стояли раньше ее блокноты, провела рукой по пустым полкам и наконец опустилась на колени перед красным сундуком, который Мо в незапамятные времена соорудил для ее любимых книжек. Уже много месяцев она его не открывала. Туда уже не влезало ни одной новой книги, и возить сундук с собой тоже стало невозможно – слишком он был тяжелый. Поэтому Элинор подарила ей для новых любимых книг целый книжный шкаф. Он стоял рядом с кроватью Мегги, застекленный, украшенный резным орнаментом из листьев, так что темное дерево, казалось, не желало забывать, что было когда-то живым. Но и полки за стеклянными дверцами были уже битком набиты – ведь теперь книги Мегги дарил не только Мо, но и Реза, и Элинор. Даже Дариус время от времени притаскивал ей что-нибудь. А старые друзья – книги, принадлежавшие Мегги до того, как она поселилась у Элинор, – продолжали жить в сундуке, и, когда она откинула тяжелую крышку, ей показалось, что оттуда раздались почти забытые голоса, глянули знакомые лица. До чего они все зачитаны… «Правда странно, что, если книжку прочитать несколько раз, она становится намного толще? – сказал Мо, когда они в последний день рождения Мегги вместе рассматривали эти ее старинные сокровища в сундуке. – Как будто при каждом чтении что-то остается между страницами: чувства, мысли, звуки, запахи… И когда ты много лет спустя снова листаешь книгу, то находишь там себя самого – немного младше, немного не такого, как теперь, будто книга сохранила тебя между страницами, как засушенный цветок, – и знакомого и чужого одновременно».