Чернильная кровь - стр. 14
Сажерук закрыл глаза и прислушался.
Он снова был дома.
Дочь Волшебного Языка
Может быть, на самом деле существует лишь один-единственный мир, которому как будто снятся остальные?
Филип Пулман.Чудесный нож[3]
Мегги очень не любила ссориться с Мо. У нее потом все тряслось внутри, и ничто не могло ее утешить: ни ласки матери, ни лакричные леденцы, которые совала ей Элинор, если повышенные голоса отца и дочери проникали к ней в библиотеку, ни Дариус, веривший в таких случаях в благотворное действие горячего молока с медом.
Ничто.
На этот раз все было особенно скверно, потому что Мо зашел к ней попрощаться. Его ждал новый заказ – больные книги, слишком древние и ценные, чтобы можно было послать их к переплетчику. Раньше Мегги всегда ездила с ним, но на этот раз она решила остаться с матерью и Элинор.
Ну почему он зашел к ней в комнату как раз в тот момент, когда она опять читала свои блокноты с записями?
Они часто ссорились в последнее время из-за этих блокнотов, хотя Мо так же не любил ссориться, как она. Обычно он исчезал после этого в мастерской, которую Элинор распорядилась построить для него за домом, и, когда Мегги не могла больше на него сердиться, она отправлялась туда вслед за ним. Отец не поднимал головы от работы, когда она проскальзывала в дверь, и Мегги молча садилась рядом с ним на всегда дожидавшийся ее стул и смотрела, как он работает. Так она делала еще тогда, когда и читать-то не умела. Она любила наблюдать, как руки Мо освобождают книгу от растрепавшегося платья, отделяют друг от друга покрытые пятнами страницы, распутывают нити, скрепляющие попорченную тетрадь, или размачивают старинную переплетную бумагу, чтобы заклеить разорванную страницу. Вскоре Мо оборачивался и спрашивал у нее что-нибудь: нравится ли ей цвет, который он выбрал для льняного переплета, или не слишком ли темной получилась бумажная кашица, которую он заварил, чтобы латать поврежденные места. Такой уж был у него способ просить прощения. Это значило: не будем больше ссориться, Мегги, забудем, что мы друг другу наговорили…
Но сегодня так не получится. Мо ведь ушел не в мастерскую – он уехал к какому-то коллекционеру, чтобы продлить жизнь его печатным сокровищам. На этот раз он не придет к ней вечером с примирительным подарком – книжкой, откопанной у букиниста, или закладкой, украшенной перышками сойки, которые он подобрал в саду Элинор…
Ну почему она не читала что-нибудь другое в ту минуту, когда он вошел?
– О Господи, Мегги, ты уже вообще ни о чем не думаешь, кроме этих блокнотов! – возмутился отец, как всегда в последнее время, когда заставал ее так – лежащей на ковре посреди комнаты. В такие минуты Мегги ничего не замечала вокруг себя, уткнувшись в страницы, на которых она записала рассказы Резы о пережитом «там», как с горечью называл это Мо.