Чёрная звезда заката - стр. 6
Старший по званию, наблюдая такую неадекватную реакцию подчинённых, тоже на всякий случай отодвинулся подальше от окошка.
– Что, беломорканал вам в анал, там? – взвизгнул он.
К его чести надо сказать, что к матерщине офицер прибегал исключительно редко. Этому в немалой степени способствовало воспитание, с которым давно устал бороться. Вот почему он по мере возможности заменял табуированную лексику зачастую неслыханными эвфемизмами, благо словарный запас позволял извращаться как угодно.
– Кошка.
– Кошка?! Какая, подсвечник вам в семисвечник, кошка?
– Обыкновенная… чёрная… дохлая, товарищ капитан.
– Что это значит? Вы можете начать говорить безо всяких гребучих загадок?
– Ну, – пожал плечами Маринованный Огурец, затем, наморщив лоб, забормотал детскую считалку: – Ехали, значит, цыгане… кошка с воза упала… или её переехали?… Хвост, значит, облез, кто первым слово скажет – тот и съест, вот!
Заслышав такую несусветную чушь, Коломиец злобно фыркнул, повернулся к задержанному, демонстративно сжал правую руку в кулак и поинтересовался зловеще:
– В молчанку будем играть, да? Ухмыляться, да? А в заросшее рыло хочешь, а? Быстро убери эту гадость и признавайся – кто таков?!
Изо всех методов психологической обработки подозреваемых милиционер, впрочем, как и все подобные моральные уроды, явно более всего предпочитал боксёрские.
Аркадий Романович в рыло не хотел, понимая, что, несмотря на некоторое разночтение даты его рождения, по лицу получит именно по-настоящему. Спорить время ещё не пришло, и, вздохнув, он неохотно раскрыл своё инкогнито:
– Черных, Аркадий Романович, экстрасенс.
Однажды убитому в хлам Гончару приснился странный сон, который впоследствии рассказывал так: «Мне снится, что гуляю по безлюдному зоопарку, и вдруг натыкаюсь на неряшливую старуху. На ней застиранная до полной потери цвета юбка, скрывающая ноги, и заношенное до аналогичного состояния пальто.
Неожиданно та осклабляется вставными челюстями и тянет руку для пожатия. Два глаза настойчиво суетятся, пока не находят моё лицо. Бессмысленный взгляд – лишь нахмуренные брови придают ему выражение, – толкает к мысли, что любое требование, в сущности, будет также лишено смысла.
Рука вряд ли принадлежит нормальному человеку – её владелица таковой не выглядит. Холодная и вялая, она будто бы протянута из другой реальности. В знак чего та тянется ко мне щупальцем? Приглашения, примирения, проверки на вшивость?…
– Вера, – невнятно произносит чужая действительность, пускает слюни уголком рта и вынимает безвольную конечность из моей ладони. И уходит, оставляя после себя ощущение, словно прошла сквозь меня».