Чёрная Земля - стр. 9
А приятно-таки вновь оказаться на земле. Каково воздухоплавателям, часами парящим над облаками?
Он вернулся в церковь. В клуб, в клуб, в клуб, – Никифоров повторял и повторял, вдалбливая в себя место назначения. Как в первый день запомнится, так и останется навсегда.
Он независимо прошел через зал, в каморке своей полез было за сухарями, но тут в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел пацаненок, лет десять ему, или двенадцать.
– Поснидать принес, – не очень-то приветливо сказал тот, ставя на тумбочку узел – увесистый, однако. Никифоров развязал. Оказалось – крынка щей, вареная молодая, со сливу, картошка, кус сала с толстыми, в палец, прожилками мяса, лук и хлеб, больше фунта.
– Я вечером приберу посуду, когда ужин принесу, – сказал малец и исчез, ушел, неслышно притворив дверь. Джинн из арабской сказки. Скатерть cамобранка. И ужин впереди? Что ж, у богатого села есть и свои преимущества. Щи вкусные, со сметаной, которую положили щедро, интересно, особо на него готовили или со своего стола? Неужели каждый день так едят? Да, это вам не заводская столовая…
Всего он не одолел, хотя себя не жалел, ел по-нашенски, по-комсомольски, беспощадно. Объедим мелкобуржуазных хозяйчиков!
Почувствовав, что дальше – смерть, он откинулся от тумбочки, на которой едва уместился обед, посмотрел сытыми глазами за окно. Сирень не цвела. Поздно или рано, попытался вспомнить он. Наверное, поздно. Вроде, весной все цветет?
Такие ленивые, пошлые мысли намекали на одно – вздремнуть нужно. Плюс ночь в переполненном вагоне, дорога, вчерашняя отвальная… Вреда не будет – соснуть минут двести.
Он устроился на лежаке, прикрылся наполовину рогожкой, подумал, быстро ли уснет – и уснул.
Проснулся разом, рывком – от голосов за окном. Встал, потянулся, прогоняя остатки дремы, мутные и противные, как спитой чай.
Василь идет, Василь и местная комса – он узнал девушку из сельсовета, а остальные, по возрасту хотя бы, тоже, наверное, комсомольцы. Сюда идут, в цер.. в клуб, поправился про себя, но понял – безнадежно, церковь в голове прочно засела, не вышибешь.
Он решил выйти навстречу, все равно для всех здесь было бы тесно. Сейчас стены казались золочеными – низкое солнце закачивало сюда свет, закачивало щедро, вдоволь, про запас.
Василь вошел первым, приветливо поднял руку, но прежде подошел к бабам у гроба. Сказал что-то и те разом привстали со скамьи и засеменили к выходу, ежась и кутаясь в большие пуховые платки.
– Давайте-ка и мы снаружи посидим, уж больно зябко, – Василь сейчас говорил громко, и голос долго летал от стены к стене.