Чёрная сова - стр. 9
Вместо джипов и рабочих, скотовозка из Новосибирска привезла двух коней с седлами и мешок овса. Специально посланный инструктор с ипподрома поучил, как содержать, как путать, чтоб не удрали, и особо подчеркнул, что лошади породистые, дорогие и возврат их обязателен. Иначе не с Академии, а с материально ответственных лиц слупят такие деньги, как за две иномарки. Терехов был настолько очарован глупостью и несуразностью руководства, что в первый момент не знал, что и ответить. Коней очень просто можно было арендовать в любой алтайской деревне, на погранзаставе на худой случай! Зачем тащить в такую даль породистых скакунов, да еще и трястись за их безопасность и здоровье? Обычно рачительный, но молчаливый Сева и вовсе потерял дар речи, не надоумил, а то бы сразу отказались. Спохватились, когда скотовозка ушла и делать было нечего, утешились тем, что могли теперь с гордостью именоваться всадниками. Напарник сразу же определил: с конями Академия тоже проводит какую-то аферу, поскольку на его дилетантский взгляд, они хоть и красивые, но самые обыкновенные. Таких на Алтае навалом.
Передвигаться верхом, в общем-то было бы неплохо, даже здорово, благо, что Терехову это нравилось еще с тех времен, когда он служил срочную на границе. Проблемы возникли у напарника, ибо опыта верховой езды не было и в первый же день его сильно натрясло на гнедом жеребце, которого он выбрал сам, ибо презрительно относился к женскому полу вообще и ездить на кобыле не пожелал. Сева и так был нудноватым, ворчливым, но Андрей давно к этому привык и все ему прощал, поскольку работать с ним в паре было одно удовольствие. Напарник слыл прирожденным математиком, а в картографии и геодезии это качество ценилось, выше, чем длинные ноги и острое зрение. Скакать галопом или рысью он вообще не мог, ездил шагом и потому все время отставал и даже терялся. От верховой езды у него сначала заболела спина, задница, колени, потом голова и даже язык, точнее, нижняя его часть.
– Состояние, как с тяжелого похмелья. – однажды пожаловался он. – Надеюсь, ты меня понимаешь…
– Никогда не болею с похмелья. – признался Терехов. – Не имею представления, что такое.
– А я раньше выпивал. – признался напарник. – Это еще до Индии. И как меня потом карало! Мутит, голова трещит, ноги подгибаются… И болит язык!
В Газпроме на вахтах был капиталистический сухой закон, поэтому они с Севой ни разу не выпивали. Если только так, в лечебных целях. И друзьями они не были, хотя несколько лет работали в паре. У Терехова вообще был единственный настоящий друг, Мишка Рыбин, с которым они, бывало, годами не виделись, но будто бы жили все время рядом. Скрепляла какая-то незримая нить братских чувств, по которой все время бежал ток. Ни с кем больше таких живых проводов не возникало, хотя приятельских связей по стране было множество, причиной чему становились вахты, сводившие самых разных людей.