Чёрная орхидея - стр. 38
– Ну, ты настоящий детектив.
– Не люблю хвастаться.
– Брать – брал, но не играл, – говорит Оги.
Это вызывает у меня улыбку:
– Значит, все было хорошо с…
– С Ивонной.
– С Ивонной, – повторяю я, вздергивая бровь. – Отличное имя.
Оги отходит от двери, впуская меня, и говорит:
– Не думаю, что из этого что-нибудь получится.
Сердце у меня падает. Я никогда не видел Ивонну, но по какой-то причине представляю ее как уверенную в себе женщину с громким гортанным смехом, которой нравилось брать Оги под руку, когда они прогуливались по берегу около их отеля. Я чувствую утрату того, кого я никогда в жизни не видел.
Я смотрю на него, он пожимает плечами.
– Будет другая, – говорит Оги.
– Рыбы в море хватает, – соглашаюсь я.
Предполагать, что интерьер жилища Оги традиционный, отвечающий всеобщему образцу, было бы неверно. Оги любит посещать ярмарки местного искусства и покупает картины. Он меняет их местами, никогда не держит на одном месте больше месяца-двух. Дубовый книжный шкаф со стеклянными дверцами набит книгами. Оги самый жадный читатель из всех, кого я знаю. Он разделил свои книги на две простые категории: художественные и нон-фикшен, – но расставил их не по порядку, даже не по алфавиту.
Я сажусь.
– Ты не на службе? – спрашивает Оги.
– Нет. А вы?
– Тоже.
Оги все еще капитан Вестбриджского полицейского отделения. Через год он уходит в отставку. Я стал копом из-за того, что случилось с тобой, Лео, но я не уверен, что я стал бы полицейским без наставничества Оги. Я сижу в том же роскошном кресле, что и всегда, когда прихожу к нему. Кубок, завоеванный в чемпионате штата футбольной командой школы – той командой, в которой играл я и которую тренировал он, – используется как подставка для книг. Кроме этого, в комнате ничего личного – ни фотографий, ни сертификатов, ни наград.
Он протягивает мне бутылку вина. «Шато О-Байи» 2009 года. В розницу сто́ит около двух сотен.
– Отличное вино! – говорю я.
– Открывай.
– Вам бы оставить ее для какого-нибудь особого случая.
– Разве твой отец так нам говорил? – Оги берет у меня бутылку, ввинчивает штопор в пробку.
– Нет, – улыбаюсь я.
Мой прадед, часто рассказывал отец, хранил свои лучшие вина для особых случаев. Его убили нацисты, занявшие Париж. Они же выпили и его вино. Урок: никогда не откладывай на потом. Когда я рос, мы всегда пользовались только лучшими тарелками. Лучшим постельным бельем. Пили из уотерфордского хрусталя. Когда отец умер, винный погреб был почти пуст.
– Твой отец использовал слова покрасивее, – замечает Оги. – Я предпочитаю цитату из Граучо Маркса