Чёрная королева: Опасная игра - стр. 9
На столе возвышалось блюдо жареных цыплят, и Кэтриона, мигом оторвав ногу у одного из них, заглянула в пару кастрюль, взяла тарелку, ложку и, налив похлебки, села на стул, прислонившись плечом к углу печи.
Святая Миеле! Наконец-то человеческая еда! Как же она устала! Крэд, пес тебя задери, что такого важного могло случиться?!
Она ела быстро, думая о том, зачем понадобилась младшему аладиру Ордена, да так срочно, что он три дня уже её ждет.
Сзади за дверью взвизгнула Даэла и, бормоча что-то про пиво и господ, заскочила на кухню, а за ней ввалился кто-то, но Кэтриона не стала поворачиваться - лучше не привлекать внимание пьяных посетителей.
— А мне и ты подходишь, толстушка, я уже устал ждать, — пробасил мужской голос и раздался шлепок, но, судя по всему, Даэла увернулась и, поставив шумно пустые кружки, снова исчезла.
— А это что за персик? — обратился мужчина в сторону Кэтрионы. — Ну, Тайла! Мы всё ждем и ждем, а твои девахи вместо того, чтобы работать, прячутся на кухне и объедаются!
И, прежде чем Кэтриона успела повернуться, мужская рука легла ей на шею и бесцеремонно стянула с плеча рубашку. А вторая рука тяжело опустилась на стол рядом с её тарелкой так, что стоящая поодаль корзинка с хлебом подскочила. И не рука — огромная лапища с грязными ногтями и заскорузлыми толстыми пальцами в завитках чёрных волос, доходящих едва ли не до ногтей.
В другое время Кэтриона бы увернулась, ускользнула, отшутилась и растворилась в коридорах борделя. Он бы и не понял. Но сегодня она была вымотанной настолько, что щиты ослабли, и она даже не заметила этого.
Он наклонился к её плечу, пахнув тяжелым винным духом, и припал губами к шее. Из выреза его рубахи вывалился серебряный брактет на толстой цепи и коснулся голого плеча Кэтрионы.
Брактет с головой волка.
Сумрачные волки — так они себя называют. А для Кэтрионы они просто псы — те, кто служит за деньги.
И этот брактет — он так давно со своим хозяином… Столько воспоминаний…
Она провалилась в них внезапно, не успев закрыться. Упала будто в колодец мутной воды, и память, которую таила в себе эта вещь, хлынула на неё и потащила за собой…
Деревня. Сжатое поле ячменя. Снопы стоят аккуратно в ожидании обмолота. И старая стена овина, за которой бродят рыжие куры, а вдоль стены выстроились люди. Мужчина, лицо разбито в кровь, сжимает в руках старую шапку, а рядом беззвучно рыдает женщина, и дети — семеро, маленькие все ещё, только одна старшая, голубоглазая, волосы светлые, заплетенные в косу. Сколько ей лет? Одиннадцать?
— Уплачу, как только…