Черезпоколенщина - стр. 8

– Рази оттуда берут? – Удивился Барабохин. – Раньше-то, грят, не брали.

– Теперь, как видишь, берут! Пушечное мясо лишним не бывает! – Ухмыльнулся Николай. – Для начала должен отбыть я три месяца в штрафроте. Если не убьют или кровью искуплю, продолжу службу в обычной нештрафной части. Ну а нет, значит, не судьба.

– За что сидел-то? – с детской непосредственностью полюбопытствовал Барабохин.

– За чужие прегрешения, – ответил Николай, вспомнив, как Барабохин, сказал, что сам в штрафной роте очутился из-за чужой дури. – Был, видишь ли, в Речи Посполитой графский род Тышкевичей. А я – Тишкевич. К аристократии никаким боком. Отец из разночинцев. Всю жизнь учительствовал. Только плевать советской власти, что у меня с Тышкевичами всего-то фамилия созвучна, да и то чутка отличается – взяли и причислили к потомственным эксплуататорам трудового крестьянства… – с горькой иронией констатировал он.

– Выходит, за фамилию пострадал? – никак не желал оставить его в покое Барабохин.

Совершенно понятно было, что он не уймётся, и проще ответить разом на все возможные вопросы. Глядишь, тогда говорливый парень наконец и отстанет.

– Вроде того. Осудили меня в тридцать восьмом по статье 58-7… – принялся было объяснять Тишкевич.

– Эт чёй-то? – встрял Антоха.

– Вредительство, – пояснил Николай. – Я – специалист по механической обработке древесины. После института работал в Мордовии. Пьяный рабочий руку в пилораму сунул, её и отхватило. На первый взгляд рядовое нарушение техники безопасности, но когда местные органы моим происхождением заинтересовались, как раз накладочка-то и случилась. Да ты у нас – из графьёв! Пробовал я им растолковать, что к чему, да никто и слушать не стал. Им, ведь, что Тышкевич, что Тишкевич – всё едино. Скрытого врага нащупали! С превеликим удовольствием слепили дело о вредительстве, отвесили мне червончик и отправили в Воркуту, добывать стране уголёк. Как война началась, я стал проситься на фронт, так сперва ни в какую, а теперь, видать, послабление вышло – сюда вот отправили.

– И на кой тебе оно нужно? – с искренним недоумением в голосе промолвил Антоха – он даже не спрашивал, а как бы рассуждал сам с собой: – В лагере, поди, не сахар – эт понятно. Но тебе ж меньше полсрока оставалось Досидел бы уж… Верняк живым бы остался, а тута бабушка надвое…

Он с сомнением покачал головой.

– Положим, в лагере загнутся тоже много от чего можно, – возразил Николай, но в объяснения пускаться не стал.

Помолчали.

– Ты семейный или как? – попытался, было, вновь оживить беседу Барабохин.