Через тернии – к звездам. Исторические миниатюры - стр. 74
Наш историк музыки А. П. Коптяев писал, что слава Вагнера сравнима лишь со сказкой, “когда на открытие Байрейтского театра съехались императоры, короли и герцоги, литературные и артистические знаменитости века. Смерть в 1883 году в Венеции кажется эпилогом какого-то чудного сна, роскошной легенды, чары которой не позволяют нам верить, что все это действительно было в исторической перспективе”.
Полет и капризы гения
Москва 1836 года… Жаркое летнее лето.
Елизавета Ивановна открыла двери и всплеснула пухлыми руками, такими плавными, и на каждой ладони – розовая ямочка.
– Ваня, – певуче позвала она мужа, – смотри-ка, гость у нас севодни акой приятной.
Из комнат выбежал Иван Дурнов, весь в радости: сам великий маэстро навестил жилище скромного московского живописца.
– Карл Палыч! – воскликнул он. – Дорогой вы наш…
Да, это был он. Короткое сильное туловище с животиком, выпиравшим из-под белого жилета, а руки маленькие и нежные, как у избалованной женщины. Но в пожатии они сильные, эти руки.
– Не ждал, Ванюшка? А я запросто… Не разбудил?
– Да нет, что вы! Мы рано встаем…
Брюллов снял шляпу, волосы золотым венцом распались над его массивною, но прекрасною головой. Он поцеловал руку хозяйке, и юная Елизавета Ивановна, кутаясь в старенький платок, невольно смутилась:
– Карл Палыч, что вы… Я по утрам такая некрасивая бываю, сама себе не нравлюсь.
– Синьора, – ответил Брюллов, – все мы, как правило, всегда некрасивы по утрам. Но вы… Вы даже не знаете, как вы божественны сегодня. Ванюшка, почему ты не напишешь портрета жены?
И этим он окончательно смутил женщину… Дурнов забегал перед создателем “Последнего дня Помпеи”, услужливо отворял двери.
– Ваня, – сказала ему жена, – пойду приберу себя малость.
– Нет, нет! – властно удержал ее Брюллов. – Этот платок, поверьте, вам к лицу. Он украшает вашу прелесть.
– Еще бабушкин.
– Это ничего не значит…
Брюллов прошел в гостиную. Сел плотно, как хозяин.
– Ну что, Ванюшка, стоишь? Давай хвастай…
Дурнов, краснея, предъявлял свои последние работы:
– Мазочек вот тут не удался. А так-то ничего вроде…
Брюллов недовольно взмахивал короткой рукой:
– Дрянь! Мусор! Выбрось!
Солнечный луч замер на лице юной хозяйки.
Брюллов засопел, будто его обидели.
– Карл Палыч, – снова заробела женщина, – уж вы так на меня севодни смотрите. Право, и неудобно даже… Ведь неприбрана я!
Брюллов молчал, сосредоточенный. Неожиданно крикнул:
– Ванька! Палитру волоки. Ставь холст.
Дурнов одеревенело застыл – в растерянности:
– Зачем?
– Тебя не спрашивают зачем. Ставь, коли велю.
– Мигом… есть холсток. Для вас… мигом!