Через тернии к звездам - стр. 41
– Оставь, пусть идет, – сказал ей Флавий. – Вам тоже пора спать. Тебя, Октавия, я попрошу задержаться.
Перистиль быстро опустел. Сцевола пригласил супругу в таблинум, чтобы никто не мог стать свидетелем их разговора.
– То, что я скажу, должно остаться между нами, – начал он. – Ни дети, ни твои подруги не должны об этом знать. То, чего мы так боялись, все же случилось. Началась гражданская война. Чтобы обезопасить Италию, я вынужден отправиться за ее пределы. Чтобы обеспечить вас, на днях я составил завещание.
– Все настолько серьезно? – голос Октавии дрогнул. Лицо побелело. Казалось, что она вот-вот лишится чувств. Марк никогда ранее не замечал за ней подобной впечатлительности. Он усадил ее на стул солиум[2], но женщина поспешно встала, отказавшись от предложенной помощи.
– Все очень серьезно. Не знаю, сколько времени займет эта кампания и кто выйдет победителем, если вообще можно говорить о победителях в гражданской войне. Но я хотел поговорить о другом. Даже если я усыновлю Квинта, не думаю, что он может встать во главе семьи, поэтому все заботы о доме поручаю тебе. Ты прекрасно справлялась, пока меня не было, и, по большому счету, в твоей жизни ничего не изменится.
– Ты можешь положиться на меня и ни о чем не беспокоиться.
– Хорошо. Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить с тобой. Отец писал, что хотел отдать Марсию старшую за юношу из дома Клавдиев, но ты переубедила его. В чем причина такого решения?
– Ей на тот момент было только четырнадцать лет, а ему всего десять лет, – ответила Октавия. – Это болезненный мальчик, который к тому же страдает припадками падучей[3]. Предполагая, что Тит Флавий посчитает это обстоятельство недостаточным для отказа от своих планов, я сказала ему, будто ты уже нашел жениха для дочери. Зная твой характер и стремление идти наперекор ему, он поверил мне и не стал настаивать.
Слушая ее, Флавий вспомнил себя слабым ребенком, выжившим только благодаря заботе матери. Еще он успел подумать о Цезаре, которому приступы болезни не мешали ни воевать или заниматься политикой, ни писать, ни жениться. Но ни одну из этих мыслей он не озвучил супруге.
– Секст Тарквиний просил у меня ее руки. Не знаю, где он мог видеть ее, но отзывался о ней очень тепло. Он молод, но произвел на меня благоприятное впечатление.
– Ты считаешь его достойным нашей дочери?
– Ты странно рассуждаешь. Клавдии тебе не нравятся из-за физической слабости возможного жениха. Готов согласиться с тобой, так как не хочу видеть Марсию вдовой до того, как она станет женой. Но чем тебе не нравятся Тарквинии? Из их рода вышли цари[4], и до сих пор они ничем не запятнали свое имя. Разве что их этрусское происхождение смущает тебя? Так позволь напомнить тебе, что во мне, а, следовательно, и в наших детях течет этрусская кровь. Ни его, ни мой род не уступают Корнелиям. Других возражений, насколько я понимаю, нет?