Черепаховый суп - стр. 1

Анатолю Машкину, благодаря которому эта книга была написана.

Евгении, благодаря которой я пишу.

Ветер с севера, с гор. Это плохо...

В этом климате нет времен года, нет сезонных вешек. Но иногда с севера приходит ветер, и через несколько часов все затягивает туманом. Дома и одежда пропитываются сыростью, а в воздухе носится запах плесени. Уже через пару дней такая погода начинает действовать на нервы, а через неделю обнаруживаешь, что ты пьян и бросаешься на стены. Кажется, что за эту неделю сырость проникает в мозг и оседает там, но никакими дозами алкоголя ее не вытравить. А наркотики я никогда не воспринимал как выход. Да и не достать их в этом городе.

Здесь пьют. Этим все сказано. Просто до хрена всего сказано. В городе Самерсене с народонаселением в семь с половиной тысяч человек пьют все: хлеборобы, рыбаки, придурковатый викарий. Викарий – даже больше остальных. Наверное, потому что умнее... Здесь пустая жизнь. Пустая и мало чем отличающаяся от скотской. Единственное, что держит меня в этом забытом Богом болоте, – одиночество и относительная недоступность для тех людей, с которыми я провел большую часть жизни. Вернее, для всего одного человека. Женщины, которую я боюсь больше самой смерти, женщины, которая стала для меня олицетворением худшего.

А одиночество... Что ж, я не самый общительный человек и не люблю, когда лезут в мою жизнь. А здесь все: и рыбаки, и хлеборобы, и викарий – одиноки, в какие бы группы и группировки не сводило их ежевечернее пьянство: глубокое, в ноль, до потери мировосприятия. Здесь пьют, чтобы еще глубже уйти в себя. Чтобы отгородиться рвотными судорогами и жесточайшим похмельем от унылой жизни двуногого скота. Уйти в искусственную пустоту от пустоты абсолютной. А наркотики – всегда попытка выйти за грань, только какие здесь к черту грани...

Я сбежал в Самерсен три года назад... И за эти три года ничего не изменилось. Ничего. Но я почти привык.

Единственное, с чем мне так и не удалось смириться, – так это с туманами, пригоняемыми северным ветром со стороны гор. Однако на сей раз я намерен уйти раньше, чем начнется ветер. Сбежать. Надолго. Возможно, навсегда. Знаете, мне хватило этих трех лет, по-настоящему хватило.

На прикроватной тумбочке телеграмма. Я смотрю на нее и, черт побери, я рад ее видеть. Такая допотопная вещь во времена World Wide Web. Три года я боялся ее получить, а теперь думаю, что она – мой билет из этой жизни, в которую я, кажется, начал прорастать.

Лопасти вентилятора с тупой настойчивостью молотят воздух под потолком. Занавески на окне вяло шевелятся... Стол, печатная машинка, сотни две исписанных страниц, никому кроме меня не нужных. Панцирная кровать, стул, тумбочка. Окно с видом на опостылевший пейзаж: убегающие к горизонту холмы, поросшие жесткой, как свиная щетина, травой. Через неделю их лицезрения теряешь всякий контакт со временем, и факт бессмысленного существования донимает тебя уже только по привычке. А если и шелохнется что-то в глубине души, то это легко заглушить алкоголем.

Это замкнутый круг. Постоянное пьянство жителей Самерсена превращает жизнь в бесконечно унылую череду дней, сбежать от которой здесь можно только в алкоголизм. Я тоже пью. Не так много, как остальные, но все-таки пью. Еще спасают привезенные из убогого городского магазинчика книги. И моя рукопись, которая никогда не будет опубликована, потому что, если честно, в ней я подставляю многих людей. (Но Полковник сказал мне: «Кто-то же должен об этом написать!») Если в не книги и рукопись, я пил бы, как все. Глядя на викария, я понимал, что такой момент рано или поздно наступит. И наступил бы, не получи я телеграмму...

Беда в том, что уже через пару месяцев пребывания в таких местах, как Самерсен, уехать очень сложно. Да, вы ненавидите их. Но все равно в них врастаете. Они пропитывают вас – точно так же, как туман пропитывает одежду. И становится страшно что-то менять...

Дверь открывается без стука, и в комнату неуверенной походкой входит викарий. На пороге он застывает и упирается раскалиброванным взглядом в собранный рюкзак на кровати, лежащий рядом дробовик и связку ключей.