Челтенхэм - стр. 4
Наконец Шенкенбергу, неистово молотившему по клавиатуре и сенсорным экранам волосатыми пальцами, что-то удалось. С электронным воплем и чисто вагонным толчком крейсер разделился еще раз. Синий, с белыми размывами горизонт ухнул вниз, открывая мрак с планетами и светилами, а слева такая же черная громада центрального трюма с двойными рядами светлячков, перечеркнутых дымами, неторопливо ушла вниз; следом, величественно переворачиваясь и словно нехотя меняя ракурсы, уплыло переходное кольцо, похожее на исполинский патронташ, причем патроны вдруг стали вылетать и стрелять сами по себе – это ошалевший компьютер, смекнув по обрыву питания, что дело нешуточное, начал отстрел спасательных капсул. Бесполезные, никого не спасшие кабины чертили в небе фиолетовые, медленно гаснущие дуги и исчезали в темноте – это было похоже на траурный салют.
Глядя на такое зрелище, заговорили все трое.
– Да сделайте же что-нибудь, мы же погибнем! Мы все умрем! – завизжал лейтенант Мазетти.
– А где, мать его так, Бейнс? – спросил Кромвель. – Почему до сих пор нет связи?
– Дырка осталась от твоего Бейнса, – сказал Шенкенберг. – По верхотуре тоже пришлось. Лейтенант, сядьте и успокойтесь.
– Нечего ему сидеть да успокаиваться! – рявкнул Кромвель. – Лейтенант, найдите какой-нибудь инструмент и попробуйте пробиться в радиорубку. Может быть, там кто-то жив, но ранен, и посмотрите, что с оборудованием.
– Вы с ума сошли! – По лицу Мазетти тек пот, хотя в Центральном Посту было довольно прохладно. – Через десять минут нас не станет! Нам конец! Какое оборудование! Господи Боже!
– Под суд пойдете, – почти равнодушно ответил Кромвель. – Мерзавец, как разговариваете со старшим по званию? Плюс невыполнение приказа в боевых условиях.
– Плевать мне на ваши звездочки, старые пердуны! Мы все уже покойники, вы что, не понимаете? Господи, ну зачем я сюда пошел? Отец, почему я тебя не послушал?!
– Никакого суда, собственноручно пристрелю, – так же устало пообещал Кромвель.
– Джон, Джон, – предостерегающе произнес Шенкенберг, – не вздумай. Никакой пальбы. Здесь все на соплях. Один выстрел – и каюк. Потом, он просто глупый мальчишка. Кстати, не забывай, чей он сын. Будут неприятности.
– Как собаку, – меланхолично отозвался Кромвель, подняв глаза к потолку.
– Тьфу на тебя! Между прочим, устами младенца глаголет истина. Восемнадцать тысяч. Пора подергать за какие-нибудь ручки.
– Иво, ты идеалист. Мы только что пустили ко дну лучший крейсер империи. Без войны, без ничего. Это трибунал и позор. И какие наши объяснения? Извините, прошляпили скелетника? Предпочитаю умереть с достоинством. У нас тут два «Базальта». Будет прощальный салют. На полнеба.