Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - стр. 13
Избранный консулом, Марий (носивший, судя по сохранившейся монете 82 года, в этой должности густую бороду и шевелюру) победил-таки мятежного нумидийца Югурту, умудрявшегося на протяжении целого десятилетия водить Римскую мировую державу за нос, используя свои казавшиеся неисчерпаемыми финансовые ресурсы для подкупа коррумпированных римских магистратов и военачальников (известно крылатое изречение нумидийского царя о Риме: «Продажный город, обреченный на скорую гибель – если только найдет себе покупателя!»). Марий же не дал Югурте подкупить ни себя самого, ни своих подчиненных – и потому в итоге одержал победу над увертливым, как угорь, непокорным нумидийцем. Засевшая в сенате знать, косо смотревшая на «выскочку» Мария, все же была вынуждена, пусть даже скрипя зубами от досады, почтить триумфом полководца-«деревенщину», за которым стояла победоносная армия. А вот пригласили ли «отцы-сенаторы» безродного триумфатора на последовавший за триумфом традиционный пир – большой вопрос. «С кувшинным рылом – да в калашный ряд» – эта поговорка была наверняка известна не только в нашем, русском, Третьем, но и в «ихнем», италийском, Первом Риме…
Консул Гай Марий на римской монете 82 года до Р. Х.
Тогдашняя римская знать именовала людей, которым удавалось, не принадлежа к верхам общества и не имея знатных предков, но зато имея много денег, играть роль в государственной жизни, «новыми людьми» (лат. hominеs novi), и брезгливо морщила свои аристократические носы при одном упоминании подобных выскочек, не знавших правил приличного обхождения, не умевших вести себя в обществе, лишенных светского лоска и даже не знавших греческого языка (давно уже ставшего для римских аристократов таким же родным, как их праотеческий латинский)[25]. Впрочем, «мужлана» Гая Мария, судя по всему, не интересовало мнение о нем сих благородных римлян. Он явно больше ценил реальную власть, чем ее внешние атрибуты, проявления и формы. В своем описании военной кампании римской армии против Югурты (известном как «Югуртинская война») Саллюстий вкладывает в уста «худородного» Мария следующие слова: «Я верю, что хотя от природы все равны, но самый храбрый – и самый благородный» (другой вариант перевода этой «сентенции максимы»: «Я полагаю, что все люди – одинакового происхождения, но все храбрейшие – они и самые благородные»).