Человек за шкафом - стр. 1

Московские улицы умывались талой водой. Вдоль края тротуаров весело бежали ручьи, пробивая себе сквозь ледяные корки дорогу к ближайшей решетке водостока. Во дворах и по обочинам еще оставались кое-где сугробы рыхлого грязного снега, но солнце, с каждым днем все более теплое и веселое, ясно давало понять, что зима обречена. Быть может, в апреле природа еще раз-другой и выкинет фортель, нагонит холода, нахмурит небо, заметелит распускающиеся на деревьях почки – но уже не оставалось сомнений, что победа весны окончательна. Что, выйдя из офиса на перекур, из дома в магазин, из автомобиля к кассам автозаправки, люди смогут вдыхать полной грудью пронзительный, напоенный влагой и солнцем весенний воздух и до поздней осени не вспоминать, каким сочным и свежим был воздух морозный, как прекрасны были укрытые пушистым одеялом деревья и крыши и как искрились в свете вечерних фонарей медленно падающие снежинки.

Именно так думал Вилен Меркулов, когда его классический черный «Мерседес» съехал с моста у Белорусского вокзала и влился в поток автомобилей, мчащихся по Первой Тверской-Ямской в сторону центра. Сам Вилен, конечно, тоже был рад приходу весны, но в отличие от подавляющего большинства соотечественников он ничего не имел и против зимы, можно сказать, даже любил ее. Вероятно, потому, что жил в тихом коттеджном поселке у леса и озера, вдали от гололеда и грязной слякоти плохо убранных улиц и автомобильных дорог. Для Меркулова прелесть обитания в непосредственной близости с природой полностью компенсировала мелкие недостатки жизни за городом. Например, то, что дорога на каждую деловую встречу занимала минимум часа полтора, даже при самых благоприятных обстоятельствах, – и, разумеется, столько же обратно. Но Вилен считал, что это мелочи. Встречи бывали не каждый день, и назначать он их старался в удобное время, либо в выходные, либо днем, когда поток едущих на работу уже схлынет. Вот и сейчас он ехал к полудню «на адрес», как это называли его коллеги, – в квартиру возможных продавцов, живших в начале Тверской улицы. До нужного дома было уже рукой подать, и Меркулов не сомневался, что успеет вовремя – часы показывали только двадцать минут двенадцатого. Опаздывать он очень не любил, вне зависимости от того, куда направлялся и насколько важной была встреча. Тем более что в его профессии далеко не всегда можно было предугадать, насколько важна встреча и что она принесет. Меркулов занимался антикварным бизнесом, специализировался на старинной мебели – покупал ее повсюду, где мог найти, реставрировал (кое-что и собственными руками) и продавал клиентам, число которых год от года росло. Мода на старину, начавшаяся еще в эпоху застоя, со временем не проходила, а только набирала обороты.

Историей вещей Вилен увлекся еще в юности – класса с пятого зачитывался романами о днях минувших, но интересовался не войнами и путешествиями, как многие мальчишки, а деталями и подробностями быта ушедших эпох. Ему всегда хотелось знать, как одевались люди в старину, как и какими вещами они пользовались, что ели и как это готовили, как работали и как отдыхали, о чем разговаривали, что чувствовали и как выражали свои чувства. После школы Вилен без особого труда поступил на исторический факультет педагогического института (тогда еще было не в обычае называть университетом каждый, даже самый заштатный, вуз) и, закончив его, быстро определился с выбором места работы. Ни педагогика, ни наука в чистом виде Вилена не привлекали, его интересовала история не написанная, история, которую хранили в себе вещи. Но в городских музеях вакансий не нашлось, и Меркулов устроился работать в Подмосковье, в одну из небольших красивых усадеб, которой после революции выпало редкое везение не превратиться в сельский клуб, приют или психиатрическую больницу, а стать музеем.

Вилену нравилась его работа. Нравилось по многу раз в день спускаться и подниматься по стесанным временем ступеням деревянной лестницы с причудливыми резными перилами, нравилось менять экспозицию, чтобы одновременно и сохранить дух былых времен, и внести что-то новое, нравилось водить по комнатам экскурсантов, увлекая и зачаровывая их своими рассказами, нравилось наблюдать, как реставратор заменяет подпорченный слой амальгамы на старинном зеркале, и представлять тех, кто в это зеркало мог смотреться, тогда, когда Вилена еще не было на свете.