Человек с тающим лицом - стр. 10
Друзья, сидящие в баре из моего воображения, вдруг прервали беседу. Все стихло и они в удивлении смотрели на меня.
«Чего ты перепугался?.. Понапридумываешь, как всегда, себе всяких страхов» – эхом отозвались во мне слова мамы, сказанные очень давно, когда я был совсем маленьким, при обстоятельствах, которые я окончательно забыл.
Я взял себя в руки, открыл дверь и быстро зажег свет. Несколько секунд постоял на пороге, осматривая коридор, но после заскочил внутрь и захлопнул дверь, словно источник опасности переместился и теперь угрожал мне снаружи. Затем я быстро обошел все помещения этой маленькой квартирки, везде зажигая свет и жалея, что у меня нет пистолета. Потные ладони судорожно хватали пустой воздух, в надежде ощутить орудие защиты.
Закончив метаться, я остановился в дверях кухни и заметил, что не моя квартира, к которой я и привыкнуть-то особо не успел, теперь кажется мне совершенно чужой, будто я впервые сюда вошел. Я понял, что отныне буду постоянно бояться здесь находиться. А все из-за того, что последние две записи, которые я смотрел, сделаны в этих стенах.
Чуть больше двух месяцев назад кто-то поставил камеру на шкаф или на коробки, что свалены там, и заснял меня и Катю, с которой мы тогда жили вместе. Запись начиналась вечером, когда я уже вернулся с работы и писал свой рассказ, сидя за столом в углу комнаты возле окна. Стол стоял тогда еще в том углу, в котором был изначально, когда мы въехали в эту квартиру, только недавно мы передвинули его в другой угол. В комнате был полумрак, что сказывалось на качестве изображения, потому что я никогда не писал при общем свете, лишь при настольной лампе, маленький, но с четкой границей, круг света которой отодвигал весь остальной мир за толщу темноты и фокусировал внимание на письме. К тому же, я уже много лет пользовался исключительно одной старой лампой, которую сразу же перевез сюда от родителей, и о которой шутливо отзывалась Катя, советуя мне выкинуть ее наконец и купить что-то поновее и изящнее.
Пока писал, я, кстати, не особо чесался, далеко не так, как на работе. Лишь ручка перемещалась между пальцев в однотипных движениях и иногда лихорадочно царапала стержнем бумагу.
Вскорости вернулась Катя с работы и стала переодеваться в домашнюю одежду. Я закончил писать, подошел к ней и поцеловал ее. Мы поболтали, занимаясь при этом мелкими бытовыми делами, и ушли на кухню. На записи еще несколько минут была пустая комната, неподвижная и омертвевшая без нашего присутствия.
Следующая запись была очень короткой, но крайне необычной. Сделанная на несколько дней раньше, в такое время, когда мы с Катей были на работе, она, как и предыдущая, начиналась с панорамы нашей комнаты, только теперь вместо полумрака ее заливал солнечный свет. Но эту панораму сняли с другого ракурса – с высоты человеческого роста посреди комнаты, где не было никакой мебели. И камера вращалась вокруг, медленно обводя своим стеклянным глазом бытовое убранство.