Человек с двойным лицом - стр. 5

Маханов снял обувь, прошел в комнату. Присел на стул у круглого стола. Вошла и хозяйка – Мария Никаноровна Алексина, родная сестра матери Николая, его родная тетя.

– Сейчас, я на стол соберу, Коля. Если хочешь помыться – на заднем дворе, сосед с утра бочку воду залил. Сейчас еще теплая.

– Да, пожалуй, помоюсь. А то – дорога…

– Помойся, Коль. Где раздеться, ты сам знаешь. Твоя комната готова.

– Спасибо. Трудно вам одной, Мария Никаноровна.

– Я привыкла. Называй меня тетей Машей, не надо по отчеству, мы же родные люди.

– Да, тетя Маша.

Женщина грустно улыбнулась и пошла на кухню.

Маханов прошел в небольшую комнатку. Когда-то здесь жил его двоюродный брат, Сергей. Отсюда он был призван в армию и погиб на Халхин-Голе в тридцать девятом. Тогда же умер и дядя, Михаил Николаевич, тетя Маша осталась одна. Похоронив мужа и сына, она слегла. А после больницы могла ходить только с костылем.

Маханов тряхнул головой, разделся и пошел в душ.

На ужин Мария Никаноровна выставила вареную картошку, порезанный на тонкие полоски кусок сала, малосольные огурцы, грибы, краюху хлеба.

– Подождите, тетя Маша.

Маханов достал из чемодана палку сырокопченой колбасы и бутылку водки.

– Вот.

– Ой, Коля, эта колбаса такая дорогая, ты ее возьми лучше с собой в деревню, там такой не видывали.

– Режьте, тетя Маша, у меня и для деревни есть.

– Ты, наверное, много получаешь?

Маханов как-то не задумывался об этом. Платили ему на самом деле много, две тысячи рублей, оклад командира корпуса, генерал-лейтенанта, если переводить на военных. Николаю и жене его Тамаре всего хватало, да еще супруга как учительница получала семьсот пятьдесят рублей. Из этих денег высчитывался подоходный налог и взносы в так называемый «добровольный» заем.

– Мы с женой не жалуемся.

– Да, ведь ты женился! И кто она?

Маханов пожал плечами:

– Женщина. А если серьезно – Тамара Савельевна Гридман. Теперь, естественно, Маханова.

– Скоро и детишки пойдут, жаль, не увидит их отец твой.

Тамара не хотела детей, но не говорить же об этом родне? Не поймут. Здесь, в провинции, все по-другому. Никому и в голову не придет, чтобы в семье не было детей. А в Москве это в порядке вещей, особенно в тех кругах, что считали себя здоровой, советской аристократией.

– Да, – тихо ответил он.

Бутылка открыта. Мария Никаноровна встрепенулась:

– А стопку-то! Стопку-то я не поставила. Или тебе рюмку?

– Стаканы, теть Маш, и себе тоже.

– Ну, если только пригубить, нельзя мне. Ивана помянуть надо.

Она принесла два стакана.

Тетке Николай плеснул на самое дно, себе налил полный.

– Ну, теть Маш, за отца.