Человек с двойным дном - стр. 32

Он обозначал сверхзадачу, сам осознал её невыполнимость, но мысль в нём билась, эта загадка требовала своего разрешения, и Нырков даже закрыл лицо руками, отгораживаясь от собеседников, нарочито погружаясь во тьму одиночества. А когда он руки от лица отнял и увидел перед собой глаза Корнышева – дрогнул. Потому что это был совсем другой человек. Будто просветление на него снизошло.

– Всё правильно мы придумали, – сказал Корнышев. – Я пострадал. И я уже не тот, не прежний. Провалы в памяти – это хорошо. Но этого мало, я согласен. Потому что вот эти жесты все, привычки – с этим что-то надо делать. Тут со мной что-то такое должно произойти, чтобы всё поменялось абсолютно. Вот, смотрите!

Он закрыл глаза. И рукой потянулся к вилке. Предполагал, что ухватит её сразу, но не получилось. Зашарил слепо рукой по столу. Нащупал вилку. Взял её в руку неуверенно. На него смотрели во все глаза. Корнышев, всё так же не поднимая век, нащупал второй рукой тарелку, ткнул вилкой наугад, угодил в картошку. Понёс было картофелину ко рту, да та сорвалась с вилки, упала на пол.

Потапов, сбросив оцепенение, зааплодировал. И Захаров с Нырковым ожили.

– Гениально! – оценил Потапов. – То, что нужно!

– Тут штука в том, что я сильно пострадал, – сказал Корнышев. – И мне всему придётся учиться заново. Прежние привычки и умения – это уже не актуально. Всё в моей жизни будет как в первый раз. И меня уже нельзя поймать на несоответствиях.

– Гениально! – повторил Потапов.

– Ну, это всё благодаря вам придумалось, – признался Корнышев. – Когда вот он лицо руками закрыл, – кивнул на Ныркова, – я вдруг понял: вот оно!

***

К ночи в основных чертах всё было продумано.

Корнышев ослепнет, но не до конца. Возможность прозреть ему оставляли на всякий случай. Мало ли как там обстоятельства сложатся. Согласно легенде, предназначенной для Клавы и всех прочих окружающих, глаза Корнышева пострадали при пожаре, и хотя врачи обещали когда-нибудь вернуть бедолаге зрение, пока что положение было неустойчивое, и требовалось носить на глазах чёрную повязку – дабы не усугубить состояние больного. На самом деле повязка была просто необходима Корнышеву. А лишённый возможности видеть, он становился незрячим без притворства, и эта естественность дорогого стоила.

Сложнее дело обстояло с другим.

– Ты ведь был ранен? – вспомнилось Захарову.

– Так точно! – коротко ответил Корнышев.

– Куда?

Корнышев жестом показал. В грудь.

– Покажи! – велел Захаров.

Корнышев послушно расстегнул рубашку. Рана давно затянулась, но шов остался.

– С этим что будем делать? – осведомился генерал, мрачнея на глазах.