Человек-паук. Последняя охота Крэйвена - стр. 3
Он протянул руку к маленькой панели на столе и сильно надавил на кнопку. Один из книжных шкафов скользнул в сторону, книги в нём оказались лишь искусными муляжами. На месте шкафа возникла неприметная двойная дверь, за которой находилась тускло освещённая часовенка с двумя рядами свечей вдоль стен. Сергей на цыпочках обогнул стол, неосознанно возвращаясь к звериным повадкам, и вошёл в часовню. Двери закрылись за спиной. «Я – Кравинов, – снова подумал он, – и будь мои отец и мать живы, они не узнали бы эту израненную, испуганную зверушку, зовущуюся цивилизацией. Они бы пришли в ужас».
Сергей кивнул и залпом осушил кубок, вино полилось по подбородку. Он рассеянно обтёрся ладонью и шагнул вперёд, в круг мягкого света. По сторонам от него длинные тени плясали на стенах и окнах.
Да, они бы испытали ужас. И отвращение.
Он неторопливо миновал ряды скамеек и цветных мозаичных окон и оказался посреди часовни. Наконец он возвратился к гробу. Тот дожидался на пьедестале у широкого окна, в окружении серебряных канделябров и пышных цветочных композиций, привезённых из Москвы, с Мадагаскара и с Ближнего Востока. Мимоходом взглянув на лежащий рядом модифицированный «Ремингтон», Сергей поднялся по ступенькам к гробу. Он поставил кубок на край крышки, а сам обхватил гроб с обеих сторон, глядя при этом вверх, на потухшие свечи и безразличное декоративное окно.
Я – человек. Я – Зверь.
Я – Крэйвен-охотник.
В этом мире ещё можно было найти остатки достоинства, но не в больших городах. Охотник находил их в джунглях. Честь и благородство он видел не среди цивилизованных людей, утверждавших, что живут в добропорядочном обществе, а в дикой природе, где правил один закон: выживает сильнейший. Там же, а не в культуре, искусстве или других ценностях так называемой цивилизации, он нашёл нравственность и смысл. Смыслом жизни Крэйвена была охота, и он посвятил ей себя без остатка. Но Время, неумолимый хищник, наконец настигло его. Ещё немного, и его тело навсегда окажется заточённым в клетке времени.
Травы, коренья, эликсиры могут поддерживать в нём жизнь, продлевая отмеренный Сергею срок, но ни одно зелье не в силах вновь воспламенить его угасающий дух, и ни одна трава не вылечит его сердце, с трудом выдерживающее гнёт порочной эпохи.
«Когда-то я был ребёнком, – подумал Сергей, – всего лишь щенком, которого мать таскала из одних джунглей в другие. Во многом я таким и остался». Но смысл охоты начал понемногу ускользать, и груз прошлых ошибок тяжёлым бременем лежал на душе Охотника. Его взгляд упал на стол, где лежала винтовка.