Человек. Образ и сущность 2015. Гуманитарные аспекты. Человек ощущающий: Перцепция в современном гуманитарном знании - стр. 41

Современное искусство, если датировать его рождение приблизительно концом XIX в., характеризуется как раз появлением «двойных» произведений, повествующих одновременно и о себе, и о некотором содержании (это картины-объекты, тексты-объекты, фильмы-объекты и др.). Текст Пруста, Набокова или Джойса иммунизирован от исчезновения, от превращения в прозрачные очки, сквозь которые читатель следит за сюжетом: такой текст повествует о самом себе, он имеет «плотность», заставляющую читателя балансировать между восприятием текста как объекта и текста как содержания. Аналогично рассуждение М. Фуко о живописи Э. Мане: «Мане заново изобретает (а может быть, изобретает впервые?) картину-объект, картину как материальность, картину как нечто раскрашенное, то, что освещается внешним светом и перед чем или вокруг чего может ходить зритель. Изобретение картины-объекта, повторное введение материальности холста в изображаемое – это, мне кажется, самая суть грандиозной перемены, произведенной Мане в живописи…» [Фуко, 2011, с. 23].

Эффект объективации средства демонстрируется и на примере восприятия мифа (в бартовском смысле). Мифическое сообщение всегда является неоднозначным, оно сродни окну, глядя в которое, можно воспринять либо стекло, либо пейзаж за стеклом: «…миф – это двойная система; в нем обнаруживается своего рода вездесущность: пункт прибытия смысла образует отправную точку мифа… значение мифа представляет собой некий непрерывно вращающийся турникет, чередование смысла означающего и его формы, языка-объекта и метаязыка, чистого означивания и чистой образности. Это чередование подхватывается концептом, который использует двойственность означающего, одновременно рассудочного и образного, произвольного и естественного» [Барт, 1989, с. 88].

Подобная ситуация может быть прослежена и в ходе развития научного знания: «…всякое объективное знание служит людям дважды – сначала как объяснение окружающей реальной действительности, а затем в качестве средства, метода при решении тех или иных проблем. Фактически любая научная теория выполняет методологические функции, когда она используется за пределами ее собственного предмета, а научное знание в целом играет роль методологии по отношению к совокупной практической деятельности человека. <…> В развитии каждой науки наступает период, когда в ней система знания начинает “давать перебои”, перестает “работать” с прежней безотказностью. В системе знания обнаруживаются парадоксы. Их возникновение является первым сигналом к анализу самого знания, т.е. к методологическому анализу процесса получения знания» [Юдин, 1978, с. 34–35].