, в результате которого естественная переработка мира вещей порождает субъект-объектную реальность, содержащую в себе элемент
самосознания. Это – центр инициативы, свободы самореализации и проявления воли в удержании свободы.
Язык –
это и форма, и механизм самосознания и удержания свободы. Слово оказывается началом бытия субъекта, обладающего новым качеством слияния материального и идеального и удерживающего посредством слова это слияние. В этом и заключается исходная сущность языка. Ни аффекты, ни издаваемые звуки не раскрывают сущности языка. Она возникает там, где специфическим образом сходятся обе крайности, создавая ранее не существовавший синтез Я и Мира. «Вершина» синтеза Я и Мира – это мировоззрение. Мировоззрение – конечный продукт такого синтеза – не могло родиться без языка. В мировоззрении весь мир «входит» в человека в определенной форме знания. И это возможно сделать только посредством языка.
Язык обладает свойством придавать бесконечности конечную форму, которой начинает владеть человек. Через нее он может видеть конечный смысл. Через конечную форму бесконечности рождается целостность сознания, в котором отдельные чувственно воспринимаемые элементы не только образуют звуковые сочетания, сочетания объемов и красок, характеризующиеся высотой, глубиной, интенсивностью и качеством, но и включают в себя тончайшие нюансы единства мысли и чувства.
Такова сущность первого шага на пути разрешения языкового парадокса.
Второй важный шаг был сделан Эрнстом Кассирером. Кассирер рассматривал происхождение языка в контексте гуманитарного знания, для которого мышление не становится в один ряд с бытием и не является простым размышлением «над» ним; его собственная внутренняя форма определяет внутреннюю форму бытия. «Если искусство и язык, миф и познание, – писал он, – понимать в этом смысле, то возникает проблема, предвещающая новый подход к общей философии гуманитарных наук»30.
Бытие здесь, как нигде, понимается в форме деятельности, предпосылкой которой, как и всего содержания культуры, является первоначальное деяние духа. Тем самым решается главный вопрос: пытаемся ли мы понять функцию из структуры или структуру из функции?
Именно в культуре происходит не столько оформление мира (Gestaltung der Welt), сколько формирование мира (Gestaltung zur Welt), образование смысловой взаимосвязи и объективной целостности воззрения.
В гуманитарном знании, определяющем внутреннюю форму бытия, рождается единый идеальный центр, который находится не в данном бытии, а в общей задаче.
