Человек неразумный - стр. 6
Было видно, что Кедрин польщён предложением молодой цветущей женщины.
– А не боитесь пускаться в пляс со старой матрицей? – спросил он, играя своим бархатным бас-баритоном.
– Ну что вы, Аркадий Павлович? Говорят, бывалый конь борозды не испортит, а закалённой матрице вообще сносу нет, – в той же игривой манере ответила Анна и осеклась, ибо по побледневшему лицу светского льва пробежала тень лёгкого испуга. Впрочем, уже через секунду губы учёного привычно изогнулись в ироничную улыбку и, гордо задрав подбородок, он прогремел:
Сомнения мои понять несложно,
Боюсь, друзья мои, что впрямь
В одну телегу впрячь не можно
Бывалого коня и трепетную лань.
Отдышавшись, добавил: «Да простит меня Александр Сергеич за вольное обращение с его стихом».
Забавное лирическое отступление было вознаграждено взрывом смеха молодых людей. Приведя себя в боевое состояние, Кедрин встал, шаркнул начищенными до сияния элегантными штиблетами и вдруг принялся выделывать ногами такие штуки, такие коленца и прыжки, что поначалу Анна лишь руками разводила. Заломову показалось, что Аркадий Павлович пытается изобразить нечто вроде кавалергардской мазурки. Поразительно, но Анна, довольно скоро разгадала танцевальный замысел своего партнёра, и его сольное выступление перешло в неплохо согласованный дуэт. Экстравагантная хореография привлекла публику. Танцующие пары одна за другой останавливались, чтобы полюбоваться на забавное представление. Кончилось тем, что все танцующие и даже многие нетанцующие образовали вокруг порхающих по паркету Кедрина с Анной широкое кольцо и стали отбивать такт ладонями. Бедный светский лев! Пот струился по его покрасневшим щекам и шее, а он всё прыгал, мучительно ожидая конца своего рискованного предприятия. Наконец музыка умолкла, и Кедрин под аплодисменты зала нашёл в себе силы куртуазно подхватить Анну под локоть и подвести её к столику.
– Аркадий Павлович! – раздался молодой, чистый и звенящий, как китайский фарфоровый колокольчик, женский голос. – И давно вы здесь?
– Ниночка!? Вы? – хрипло отозвался Кедрин.
От дальнего столика поднялась высокая худосочная женщина лет тридцати пяти, одетая в короткое чёрное платье с глубоким узким вырезом на груди. Тёмные блестящие волосы Ниночки были уложены в высокую башенку, что удлиняло её и без того длинную шею. Всё, что сверкало и бренчало на запястьях и суховатой груди Ниночки, было бы слишком утомительно описывать. Лицо её фактически было скрыто под слоем декоративной косметики, впрочем, приглядевшись к Ниночке, можно было обнаружить за прорезями её боевого забрала бойкие карие глаза, которые никак не желали вписываться в далёкий Нефертити-подобный образ. Кедрин услужливо выскочил навстречу своей приятельнице и ловко припал к её ручке. В течение минуты она громко распекала его за «невозможный эгоизм», а затем увлекла к своему столику, где сидели двое очень солидных мужчин.