Чекисты - стр. 25
– Тебя на минуту не оставишь. – Он деловито дострелил скулящего «балтийского матроса», пояснив: – Все равно не жилец.
Я пытался унять сердцебиение. А Фадей церемонно поклонился спасенной женщине:
– Простите, барышня. Этот сброд получил свое. От настоящих революционных бойцов Красной армии вам не грозит ничего.
– Вам надо уезжать из города, гражданка, – переведя дыхание, сухо произнес я. – Есть где затаиться на время?
– Хутор за городом. Там проживают мои родственники.
– Вот и хорошо. Возьмите с собой только необходимое. Фадей вас проводит.
Женщина внимательно посмотрела на меня. Кивнула резко. И вдруг спросила:
– Кого благодарить? За кого в церкви свечу ставить?
– Ну, так Ремизовы мы, – смутился я. – Ермолай буду.
– А мы Великопольские…
Иногда наши дела возвращаются неожиданными последствиями. Через полгода я сидел в крепком амбаре со связанными за спиной руками. И знал, что мое время истекает. Завтра меня расстреляют. Или запорют насмерть, как принято в этих местах.
Пожил я мало, всего двадцать четыре года. Но содержательно. Бил германца. Потом бил белых и интервентов. Бил умело и удачно.
Во время рейда моего эскадрона по тылам беляков отправился налегке, без сопровождения, в станицу, чтобы встретиться с добровольным помощником из местных. Шел один, чтоб лишнего внимания не привлекать. Разведка – это не столько лихие налеты и грохот выстрелов, сколько тишина и разговоры. Вот и взяли меня в той станице белоказаки.
Больше суток я выслушивал от есаула и какого-то офицерика-пехотинца обычные их причитания – как они, аристократия с голубыми кровями, поставят зарвавшееся быдло в стойло на конюшне. И как будут жечь, карать, вешать.
Ночью я не спал. Все думал о своей недолгой, но яркой жизни. Страшно было, конечно. Но я понял – а ведь изменить бы ее не хотел. Все было правильно. И верную сторону выбрал. А что так все заканчивается – на то и война.
Когда стемнело, меня остался сторожить один казак – второй дрых где-то, залившись самогоном. А посреди ночи послышался шум. Зазвучали женский голос, бас часового, смех, прибаутки. Хлопок – судя по всему по шаловливой руке. Потом предложение:
– Кваска-то отведай, Авдей. Зря, что ли, несла?
Чмоканье поцелуя. И опять хохот.
Тишина. А через некоторое время храп.
Казак заснул. Эх, сейчас бы выломать дверь, но очень уж она толстая. Да и руки за спиной связаны крепко – казаки это умеют.
Но дверь отворилась сама.
В проеме, держа масляный фонарь, стоял худощавый высокий человек в справном офицерском кителе, широких галифе и высоких сапогах. Он осведомился: