Чеченская марионетка, или Продажные твари - стр. 1

Эта повесть, написанная в 1996 году, называлась «Чеченская марионетка». Первые издатели сочли такое название недостаточно привлекательным, и из восемнадцати предложенных мной вариантов редактор выбрал самый, на мой взгляд, непривлекательный – «Продажные твари».

Когда вышла книга, я узнала из аннотации на обложке, что действие моей повести происходит в «южном курортном городке на границе с Чечней», а позже прочитала в газетах радостные замечания детективоведов о моем дурном знании отечественной географии.

Но этого мало. Текст серьезно пострадал от вмешательства редактора. От первой до последней страницы был аккуратно истреблен глагол «БЫТЬ» и все его производные. Не только отдельные фразы, но и целые главы изменились до неузнаваемости. В результате получилось нечто вроде дрянного перевода с русского на какой-то чужой язык, с авторского на редакторский. Моя повесть казалась мне живым существом, которое родилось здоровым, но было грубо искалечено, непонятно почему и за что. Заверения, будто хромота, кривобокость, шрамы и отсутствие правого глаза не очень заметны, меня не утешали, я знаю совершенно точно, что в художественном произведении, как в живом организме, важно все.

Наконец у меня появилась возможность восстановить изначальный текст повести «Чеченская марионетка», с чем я от души поздравляю и себя, и своих читателей.

Полина Дашкова

День начался отвратительно. Во-первых, убежал кофе, и темно-коричневая гуща с шипением залила девственно чистую хозяйкину плиту. Во-вторых, порвались старые любимые кроссовки, на этот раз окончательно. Теперь их осталось только выбросить. В-третьих, с утра небо затянулось плотными, тяжелыми тучами, лил тоскливый дождь.

Оттирая тряпкой плиту, Маша Кузьмина злилась на себя и на весь мир. За три дня отдыха в курортном городе она устала больше, чем за месяц сессии. В который раз она ругала себя последними словами за то, что поддалась на Санины уговоры, не стала ждать, пока он освободится, поехала одна, чтобы лишние пять дней поплавать в море, позагорать, а не сидеть в раскаленной, загазованной Москве. Тем более билет уже был. Она вспомнила, как Саня на все ее робкие сомнения отвечал со смехом:

– Ты что, считаешь себя Шерон Стоун или Клаудией Шиффер? Ты думаешь, каждый встречный мужик будет на тебя бросаться с ревом? Запомни раз и навсегда: если женщина не хочет, к ней никто не пристанет, пальцем не тронет. Хочет она или нет, всегда написано у нее на лице крупными буквами.

– А если попадутся такие, которые не умеют читать даже крупные буквы? – неуверенно возражала Маша.

– У нас уже семьдесят лет обязательное среднее образование, – отвечал Саня.

Тогда, в Москве, Маше казалось, что он прав. А здесь, в курортном городе, она сразу поняла: нет, не прав был Саня. Теперь нужно только дождаться его и это объяснить. Ждать осталось всего два дня.

Он, конечно, не поверит, поднимет на смех, изведет язвительными замечаниями, и в итоге она будет чувствовать себя идиоткой, вообразившей, будто все мужское население сходит по ней с ума. Ха-ха, какая гадость!

Одной ехать на юг нельзя, во всяком случае, когда тебе девятнадцать, у тебя две ноги, две руки и голова не набок. В Москве Маша этого не понимала. В последний раз она отдыхала на море с родителями в семилетнем возрасте, причем именно здесь, в этом курортном городе. Остались радужные воспоминания о море, солнце и фруктах. Санина идея съездить к морю вместе недельки на две показалась Маше просто замечательной.

Саня Шарко был ее сокурсником. Роман их начался недавно, но очень бурно. Машины родители ни за что не отпустили бы ее на юг с мальчиком. Они все не понимали, что ей уже девятнадцать, относились как к неразумному младенцу. Пришлось соврать, будто подруга-сокурсница из Севастополя пригласила погостить недельки две. Родители посомневались, но отпустили. Не сидеть же девочке два летних месяца после сессии на даче в Березках, в крошечном двухкомнатном «курятнике», на четырех сотках! А отдых на море семья уже давно себе позволить не могла. Папа, доктор искусствоведения, получал копейки. Мама, бывшая балерина, вела детскую хореографическую студию и получала немногим больше папы. Про Машину стипендию и говорить смешно. Денег едва хватало на жизнь. Какое уж тут море!