Часы, идущие назад - стр. 52
Судья напряженно слушал, однако голоса стихли.
Но пока и этого было достаточно. Итак, полиция явилась в музей. Вот так сразу. Как только фотограф сдох, они пришли именно туда, куда и надо было прийти.
Хотя имелись и другие места. Но музей всегда фигурировал в списке. И что же это означало? Откуда полицейским стало известно то, чем они интересовались и о чем спрашивали? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: они кое-что узнали, причем сразу. У них имелась некая информация.
А что это значило? Лишь одно: проклятый фотограф успел что-то разнюхать.
Что он узнал? Что нашел?
Судья Репликантов напряженно смотрел на стену, что пока отгораживала, защищала его от вопросов полиции и самих полицейских. Это ненадолго. Они придут и к нему со своими вопросами. Надо подготовиться к этой встрече. Он проработал в правоохранительной системе достаточно и знал, что в некоторых случаях, когда попадаются особо рьяные полицейские, они начинают копать и копать, давить и давить, собирать информацию по крохам и в конце концов узнают, как оно было на самом деле.
Хотя это почти нереальная вещь – установление истины. Той самой истины, в ее конечной ипостаси. Он слишком долго проработал судьей, чтобы не сомневаться в этом.
Как судья и профессионал Петр Репликантов ценил себя очень высоко. За его плечами были годы судейства, и он до конца оставался честным и беспристрастным судьей. Он в полной мере выполнял свой долг, служил правосудию ревностно и фанатично, не потому что желал быть честным и беспристрастным, а из чувства полного презрения к окружающему его миру. Он просто не желал становиться частью всего этого распада и тлена. Он не хотел уподобляться им.
Тем, кого видел-перевидел за свою долгую карьеру судьи. Тем, кто умел приспосабливаться, ловчить, ползать на брюхе, холопски раболепствовать, держаться мейнстрима под несущееся из всех телевизионных щелей и дыр злобное кваканье, под нескончаемую травлю и словесный понос. И при этом воровать и тырить бабло, прятать, писать доносы, участвовать в провокациях, где одни ублюдки ловили на липовых взятках других ублюдков и при этом лжесвидетельствовали и лгали, страшась, однако, повторить свои обвинения в суде, и даже не скрывали, что надменно, по-хамски презирают и суд, и закон. И при этом снова тырили и стяжали, старались сохранить накопленное, фиктивно разводились с женами. Готовы были ради сохранения своих капиталов и должностей отказаться от детей и родителей, тягали друг у друга то, что еще можно было отнять и поделить. И опять, опять писали доносы и докладные, устраивали провокации, сажали друг друга, корча из себя служивых людей, но при этом оставаясь в душе рабами и дрянью, готовой в единый миг изменить и собственное мнение, и свою жизненную позицию.